[20] с сырым рисом в вентилятор. Зерна басмати осыпались дождем на всех — даже на простодушного жреца, который принял их за небесное благословение.
Маджи вздохнула, минуя алтарь справа и гравированные стеклянные двери слева, а затем распахнула их, впуская свежий утренний воздух. Она заглянула в сводчатый проход: все ли там в порядке? Полы блестят, стены чистые и светлые, а латунные кувшины протерты от пыли. Маджи успокоилась.
Она не спеша двинулась по западному коридору; ее тяжелым шагам и шуршанию белого сари вторил ритмичный стук в ванной: служанки стирали одежду. Затем, сделав полный круг и вернувшись в переднюю половину бунгало, она открыла другой ряд стеклянных дверей и вошла в зал. Маджи тотчас устремила взор к фотографии неулыбчивого покойного мужа, что висела у входа, украшенная сандаловыми четками. Хотя прошло уже столько лет — почти пятнадцать, по-прежнему велика была боль утраты. В памяти всплыла песня из фильма, которую муж шептал ей на смертном одре: «Спи-спи, принцесса! Спи, и увидишь сладкие сны. Во сне ты увидишь любимого». Он сдержал это последнее обещание: приходил во сне, перенося в то неувядающее прошлое, когда она еще не пережила стольких потерь.
Зал устилали два огромных персидских ковра винно-красного цвета. Дальнюю стенку, общую со столовой, заменяли резные деревянные ширмы со стеклянными вставками, обточенными песком. Вся комната изящно обставлена превосходной плюшевой мебелью и шарообразными диковинами. На одном столе — бело-голубая фарфоровая конфетница кантонского производства, а на другом — набор европейских керамических чашек XVIII века. На полке в шкафчике — серебряные чернильницы и кубки, до блеска начищенные и расставленные на кружевных салфетках. В углу фонограф «виктрола», привезенный из далекого города с экзотическим названием Кэмден, штат Нью-Джерси, — с многодиапазонным приемником, проигрывателем и блестящими ящичками для пластинок. Служанка заботливо украсила его вазой с живыми желтыми розами.
В том же темпе Маджи зашла на следующий круг, предвкушая скорую встречу с лучшей подругой и соседкой Вимлой Лавате, как они сядут пить чаи масала[21] макая соленые матти в манговый маринад. Эти каждодневные беседы позволяли на время отвлечься от лихорадочного ведения хозяйства. Маджи отметила про себя: сказать повару, чтоб пополнил запасы «голд спот»[22] и вынес наверх коробку жареных джалеби[23] в сиропе, с нескромным убранством из съедобного серебра.
Так она размышляла круг за кругом, составляя списки и попутно раздумывая над нравственным смыслом великого эпоса Махабхарата и Рамаяна