Я смотрю на человека, у которого нет лица. И вдруг убегаю оттуда, меня тошнит. Я прошу поговорить с черным человеком еще раз.
Через неделю я приезжаю в квартиру-убежище семьи с Оасакой, который был назначен Тецуя вести со мной «расследование».
Человек стал чистым, он очень тощий. Взгляд прямой, две мизерные точки смотрят через полоски его опухших век. Я смотрю на него. Понимаю, что точно не помню, как выглядел Юки. И даже если бы он не делал пластических операций у лучших хирургов Манилы и Гонконга, я бы не узнал его. Разве что по глазам, те глаза нельзя забыть. Но даже их можно прооперировать и исправить, говорят мне. Я ищу привычное моргание левого глаза, но напрасно. Мои глаза смотрят на его руки. Есть у него левый мизинец или нет. Есть. Может, это протез. Я вижу, что Оасака тоже обращает на это внимание.
Оасака начинает допрос:
— Как зовут?
— Хиросаки. Чего вам от меня надо? Ты кто? Я тебя не знаю, и я хочу уйти отсюда.
— Откуда?
— Из деревни рядом с Мориокой.
— Не с Хоккайдо?
— Ни разу там не был. Чего вам от меня надо? Отпустите меня.
Я смотрю на эти направленные на меня глаза, ищу в них проблеск. Чего? Этот человек совсем не напуган, но в этих глазах царит то ли безграничное равнодушие, то ли безграничная самоуверенность.
— Тебе что-нибудь говорит имя Мурата Юкихира?
— Нет.
— Фурукава?
— Нет. Кто вы такие?
— Мы из семьи Кёкусин-кай. Тебе это о чем-нибудь говорит?
— Нет. Я могу идти? Я вам ничего плохого не делал.
Я смотрю на него. Этот человек, Юки он или нет, был многими людьми. Он столько раз менял имена, что невозможно понять, кто он. Руки не соответствуют глазам. Уши не соответствуют груди. Ноги не соответствуют губам. И все это не соответствует сердцу.
— Меня зовут Якобу, я был другом Юки. Я ищу его, чтобы помочь ему. Если это ты, то, пожалуйста, скажи об этом.
— Я не знаю никакого Юки. Отпустите меня. Не знаю, кто такой Юки. Отпустите меня, пожалуйста.
— Как ты попал в Сания?
— Как тебе не стыдно спрашивать такое?
Мне стыдно спрашивать такое. Мы молчим.
Вдруг Оасака говорит:
— Иди. Ты можешь идти.
Человек удивлен. Смотрит на меня, смотрит на Кен-ити, выпрямляется, вновь смотрит на меня. Увидел ли я там что-то знакомое? Моргнувший глаз? Я уже ни в чем не уверен.
— Я могу идти?
— Да. Мы тебя отвезем, куда скажешь.
— Отвезите меня на станцию Уэно.
— Хорошо. Куда ты хочешь поехать?
— В родную деревню, чтобы умереть. Увидеть родное озеро, родные поля и умереть. Какое вам дело?
Оасака выкрикивает приказ. Молодой сын-кобун тут как тут, кланяется, выслушивает приказания и выводит человека на улицу.