Мы начинаем с полей. Солнце жарко сияет над головой. Я чувствую, как Элай сердито глядит вслед, когда мы уходим.
— По крайней мере, теперь у нас имеется приличный запас питьевой воды, — говорю я Вику, показывая в сторону фляги. — И все благодаря тебе.
— Не стоит благодарности, — отвечает Вик. Он понижает голос. — Воды недостаточно даже для того, чтобы утопиться в ней.
Основная культура здесь — хлопок; его очень сложно выращивать в здешних условиях. Плохого качества пучки внутри коробочки хлопка отделяются достаточно легко.
— Ничего удивительного, что мы не беспокоимся об отсутствии здесь девушек или детей, — говорит мне в спину Элая. — Враг поймет, что это ненастоящая деревня, лишь взглянув на подобное. Не найдется больше дураков, чтобы выращивать тут хлопок.
Сначала я ничего не отвечаю ему. Никому не удавалось втянуть меня в разговор во время работы, кроме Вика. Я всегда держался в стороне от остальных.
Но сейчас я устал. События — вчерашний снег, хлопок сегодня — заставили меня вспомнить о рассказе Кассии, про тополиный пух, словно снег, выпавший в июне. Общество ненавидит тополиные деревья, но они совершенно точно были бы отличными растениями для Отдаленных провинций. Это дерево хорошо для рисования. Если бы я нашел одно, я бы покрыл кору ее именем, так же, как на холме накрывал ее руку своей.
Я начинаю говорить с Элаем, чтобы убежать от желания иметь то, что пока недоступно мне.
— Это глупо, — отвечаю я ему, — но все-таки более правдоподобно, чем та ерунда, которую придумало Общество. Несколько деревень рядом с этой зародились, как общины для Отклоненных. Хлопок был одной из культур, которую Общество разрешило выращивать им. Тогда здесь было достаточно воды для выращивания, и культура окупила затраченные на нее усилия. Поэтому нет ничего невозможного в том, чтобы вести хозяйство на этих землях.
— Оо… — протяжно говорит Элай. И тогда замолкает. Я не знаю, зачем пытаюсь поддерживать в нем надежду. Может быть, причиной тому — воспоминания о тополином пухе.
А может — о ней.
Когда я оглядываюсь снова, Элай плачет, но ничего не предпринимаю в ответ, так как не вижу причины для слез.
На обратном пути в деревню я подаю условный сигнал Вику, отрывисто кивая головой в его сторону. Это значит, что я хочу поговорить наедине, без порта. — Держи, — говорит он, бросая порт Элаю, который уже перестал плакать. — Поноси это некоторое время. — Элай кивает и отходит подальше.
— В чем дело? — спрашивает Вик.
— Я жил здесь когда-то, — говорю я, стараясь запрятать подальше любые эмоции. Эта частичка мира была моим домом. Я ненавижу Общество за то, что они сделали с ним. — Моя деревня находилась всего в нескольких милях отсюда. Я хорошо знаю эти места.