Парис наблюдал, как замедляются их движения перед тем, как совсем прекратиться. Разговоры утихли, а затем наступила тишина. Все обернулись и уставились на величественную красавицу в слишком короткой черной юбке и прозрачном корсаже с кружевным верхом.
— Извините, но кто вы такая? — наконец-то поинтересовался кто-то. Смертный, татуировки не было на его запястьях. Низенький, лысеющий, немного полноватый. Бейджик с именем висел на его шее.
«Томас Хэндерсон, Всемирный Союз Мифологов»
— У вас есть право доступа?
— Несомненно, есть, — уголки ее чувственных губ приподнялись в ухмылке так же, как поднялись ее изящные ручки. — Иначе меня бы не было здесь, бубличек.
Он растерянно выгнул брови.
— Как вас зовут? Все из списка уже здесь, и я не помню, чтобы вносили кого-то еще.
— Нет нужды проверять. Приближается шторм.
Молния внезапно осветила небо, золотая в обрамлении розового и пурпурного. Сорвался ветер, развевая волосы Аньи в разные стороны. — Вы должны отправиться домой.
Все мужчины взирали на Анью с благоговением и вожделением, которого не могли скрыть.
— Моя, — проговорил Люциен, подглядывая на нее со страстью, пылающей в его разноцветных глазах.
Парису пришлось на миг прикрыть веки.
«И я этого хочу. Хочу называть женщину „моя“».
Так Мэддокс смотрел на Эшлин, Рейес — на Данику. Но что принесет подобное чувство Рейесу? Скорее всего, печаль. Смерть ступала по пятам за этой женщиной, куда бы она ни шла, и более того Сабин верил, что она примкнула к Ловцам и собирала для них информацию о Повелителях и ларце Пандоры.
Сабин хотел ее смерти, вот как, например, вчера. Он даже взял пистолет, пока Рейес спал, намереваясь всадить пулю в голову Даники и спасти Аэрона от судьбы, которую воин некогда счел хуже смерти. Люциен остановил его. Каким-то образом присутствие Даники утихомиривало Рейесову потребность в боли. С момента ее приезда он больше не прыгал с крыши крепости и не занимался другими опасными для здоровья и жизни штучками. Да, он резал себя, но стремление к смерти очевидно прошло.
Повелитель не мог желать большего.
Этого все они жаждали: мира после вечности битв и агонии и крови. Как могли они сознательно украсть это чудо у одного из них? Не могли. Потому и оставили Рейеса наедине с его женщиной. Ну, не совсем наедине. Торин, Кейн — хранитель демона Бедствия, которого невозможно было куда-либо взять без того, чтобы не случались короткие замыкания или потолок рушился вам на голову — и Камео остались в крепости, наблюдая за компьютерами, охраняя дом от вторжения. Ох, и Уильям. Не то, чтобы Парис хоть на йоту был уверен в умениях этого мужчины.