— Я вскоре спущусь вниз.
Губы Париса искривились.
— Вниз. Смешно. Может я встречу тебя там, и мы снова сыграем в «Спрячь поджелудочную». Заставлять тебя полностью регенерировать, а не просто заживлять раны, всегда забавляет меня.
Даже Люциен усмехнулся этим словам.
— Ох, ох, я хочу сыграть! Можно мне на этот раз спрятать его печень?
При звуках игривого голоска Аньи Рейес взревел.
Светловолосая богиня Анархии влетела в двери и бросилась в распростертые объятия Люциена, распространяя по ветру аромат клубники. Парочка заворковала, как влюбленные глупыши, растворяясь друг в друге, забыв про окружающий их мир.
Рейесу понадобилось время, чтобы проникнуться к ней теплыми чувствами. Она принадлежала Олимпу, обиталищу всех презираемых им существ — это раз. Она сеяла вокруг себя хаос, так же естественно, как делала вдох — это два. Но в конечном итоге она помогла всем здешним воинам, и что самое главное подарила Люциену такое счастье, о каком Рейес мог только мечтать.
Сабин закашлялся.
Парис присвистнул, хотя прозвучало это немного натянуто.
В груди Рейеса шевельнулась зависть, сжимая сердце так, что вскоре оно могло перестать биться. Сердце, которого он вообще желал бы не иметь. Без него он бы не жаждал Данику, даже зная, что не может ее получить.
Она никогда не захочет его. Большинство женщин не могли оценить специфики его ласк и пристрастий — ангелоподобная Даника просто возненавидит их. Она до ужаса боялась просто быть рядом с ним.
Хотя, возможно, он смог бы завоевать ее, соблазнить, расположить к себе. Возможно… но отказывался даже попытаться. Женщины, с которыми он спал, всегда уступали его демону, он опьянял их, делая зависимыми от его наклонностей. У них развивалась собственная потребность боли, которая вырывалась наружу и причиняла вред всем вокруг.
— Пусть кто-нибудь соберет остальных, — сказал Рейес, наполняя слова сарказмом в надежде скрыть внутренние терзания. — Устроим из этого воссоединение.
Что делала в этот миг Даника? Кто был с нею рядом? Мужчина? Льнула ли она к нему так же, как Анья к Люциену? Была ли она мертва и захоронена, как Аэрон? Его руки сжались в кулаки, ногти удлинись, прорезая кожу и плоть с чудесной настойчивостью.
— Прекрати это, Болюнчик, — сказала Анья, смотря ему в лицо. Ее голова покоилась в изгибе Люциеновой шеи, а синие глаза сияли сквозь густые пряди светлых волос. — Ты тратишь впустую время Люциена, и это всерьез раздражает меня.
Когда Анья раздражалась — жди беды. Войны, стихийные бедствия. Рейес сложил оружие.
— Мы с ним уже переговорили. Он получил желаемую информацию.