— Я хочу тебя, но не смогу взять, пока ты не причинишь мне боль.
Хриплое признание, казалось, резало его горло. Его стыд вернулся. И чувство вины. И надежда?
— Я могу испытывать удовольствие только через боль.
Она медленно села, ее затуманенный мозг отказывался воспринимать то, что он говорил.
— Не понимаю.
— Вчера ты спросила, каким демоном я одержим. Что ж, мой демон Боль. Он заставляет меня желать физических страданий, и чем сильнее они, тем лучше. Телесные мучения — единственный источник моего наслаждения.
Точно так же как и для нее в тот единственный миг.
Нет, не в единственный.
Правда обрушилась на нее как ушат ледяной воды посреди идеального дня. Так уже бывало ранее. Вчера, когда она проснулась в Рейесовой постели. Она укусила его, и это понравилось ей.
— Твой демон может войти в меня?
Живот свело. Это ведь невозможно. Правда?
— Нет, — ответил он, но взгляд его стал пристальней.
«Не думай об этом сейчас. Ты запаникуешь, утратишь цель»
— Ты говоришь мне, что для того, чтобы быть с тобой, я должна причинять тебе боль?
Снова и снова.
Он кивнул. Во рту девушки пересохло. Если она привяжется к нему — если? — и отдастся ему, что от нее потребуется? Ей придется царапать его, щипать, кусать?
— А другие женщины… ранили тебя?
Он опять мрачно кивнул.
Даника сжала кулаки, ногти впились в простыни. В этот момент ей не пришлось взывать к силе воли, чтобы кого-то обидеть. Мысль о Рейесе с другой женщиной вызвала в ней такую яростную ревность, какой она не испытывала ранее.
— И это срабатывало?
— На некоторое время. Боль есть боль, не зависимо от причины ее возникновения.
— Ты все еще…
«…путаешься с теми мелкими шлюшками?» — про себя договорила девушка.
— Ты все еще ищешь таких женщин?
— Уже много лет не ищу.
Ярость и ревность переросли в нечто новое.
— Хочешь, чтобы я поранила тебя?
Сможет ли она?
Удивительно, но он покачал головой. Темные пряди взметнулись у висков.
— Я жажду боли, не буду лгать, и хотел бы, чтобы именно ты причиняла ее мне. Но…
Он облизнул губы, отводя взгляд в сторону.
— Но что?
— Я никогда не позволю тебе делать этого.
— Почему? — вопрос сорвался с языка прежде, чем она успела проглотить его. Не желая видеть сожаления, что осветило его черты, она оторвала взгляд от его лица — и осознала, что таращится на свежие порезы на руке мужчины. Он все это время резал себя.
Содрогаясь, она обхватила себя руками. Вот в чем он нуждался — в кинжале, протыкающем его вены. Она-то всегда считала его неуклюжим.
Девушка безрадостно усмехнулась. Он вовсе не был неуклюж. Какой же она была глупой.
— Это изменит тебя, — признался он, — и не в лучшую сторону. Ты совершенна, такая как ты есть сейчас.