Он помог ей встать и закутал в большое пушистое полотенце.
— Тебе помочь, или сама теперь справишься?
Слегка оглушенная, она ответила:
— Спасибо, я сама.
— Тогда пойду отнесу вот это. — Он собрал мокрую одежду и вышел, оставив дверь приоткрытой.
Глядя на его удаляющуюся спину, Элизабет вдруг почувствовала легкий укол разочарования: она надеялась, что Куинн ее вытрет…
Странно отяжелевшими руками она промокнула на себе остатки воды, обсушила мокрые пряди волос, расчесала их и натянула халат. Потом прошлась по комнате — той самой, где они с Куинном уже когда-то останавливались. Здесь было тепло и уютно. На тумбочках горели лампы, огонь весело плясал в камине.
Ей вдруг стало одиноко. Глупости, подумала она, залезая в постель. Она умела справляться с одиночеством. Если долго привыкать, кто угодно сумеет. А у нее было время…
Но до чего печально так жить.
Что бы ни думал о ней Куинн, ее никогда особенно не интересовали деньги. Главное, чего ей действительно хотелось от жизни, — это любить и быть любимой.
И как раз этого, похоже, у нее и не будет…
Слезы хлынули у нее из глаз. Она их не вытирала, и они бежали по щекам, оставляя мокрые следы.
Кровать была удобной, подушки — мягкими, и когда несколько минут спустя Куинн вернулся, Элизабет уже крепко спала, разметав по подушке волосы и повернув к нему бледное, мокрое от слез лицо.
Он постоял немного, потом отошел и сел у камина.
Элизабет проснулась от стука в дверь. Еще не вполне очнувшись от сна, она села в кровати и поняла, что принесли ужин.
Поставив поднос на низкий столик у камина, хозяйка сказала:
— Я поднимусь примерно через полчаса — заберу посуду и принесу кофе. Если еще что-нибудь понадобится, дайте мне знать.
Куинн поблагодарил, и она поспешила из комнаты.
Повернувшись к Элизабет, он сказал с подчеркнутой вежливостью:
— Ты еще выглядишь усталой. Хочешь поесть в постели?
Она была как в дурмане, желудок не допускал и мысли о еде, и ей хотелось бы просто снова тихо заснуть, но, боясь признаться в слабости, она заставила себя бодро произнести:
— Спасибо, я свежа, как весенний дождик, так что будет гораздо лучше, если я встану.
— Как хочешь.
И снова они разговаривали как вежливые, усталые, чужие люди.
Выкарабкавшись из постели, она затянула пояс халата и села возле камина.
Домашняя еда была превосходной, но ей удалось одолеть всего пару кусочков. Куинн тоже ел немного, сидя с холодным, отчужденным лицом, явно погруженный в мрачные раздумья. К тому времени, когда хозяйка принесла кофе и собрала грязную посуду, он не произнес ни слова.
Между ними словно была натянута колючая проволока, и Элизабет сидела как на иголках.