Но постепенно понимаешь: Месрин — стилист-социопат. Он мастерски меняет интонацию, каждый раз нацеливаясь на иную аудиторию — интеллектуалов или потребителей нуара — и манипулируя ею. Так, завлекая на свою сторону интеллигенцию, он описал зверства парашютистов в Алжире, то, как его сердце не вынесло полного слез взгляда мальчика, отца которого уводили каратели. Месрин, само собой, вспомнил, как молил эсэсовца отпустить своего папу, почувствовал себя нацистом и освободил феллаха, пригрозив сержанту автоматом. Этот эпизод подозрительно напоминал знаменитую книгу «Пустыня на рассвете» (1960) Ноэля Фаврельера, дезертировавшего в Алжире вместе с пленным, которого охранял.
Книгу вскоре запретили, но она вызвала шквал полемики. Мишель Фуко обозвал ее «редактурой ширпотреба», но писатель Мишель Перро заметил: Месрин «был всего лишь убийцей, теперь он стал личностью. Нельзя гильотинировать человека, о котором размышляет Мишель Фуко».
Гильотинировать, возможно, и нельзя, а вот всадить девятнадцать пуль из засады не помешает никакой Фуко. Свой смертный приговор Месрин подписал 8 мая 1978 года.
* * *
В тот день, около десяти утра, он встречался с одним из своих шестнадцати адвокатов. В коридоре раздался шум потасовки, конвоир бросился туда. Месрин вскочил на стол, выломал вентиляционную решетку и достал три пистолета, гранату и резак для колючей проволоки. Бросив адвокату: «Надо бы тебя связать, да некогда», — он выскочил в коридор, где бушевал его сообщник Франсуа Бесс, чемпион Франции, если не мира, по количеству побегов. Втроем они обезоружили, раздели, связали и заперли в камерах четырнадцать охранников, в чью форму переоделись. Чтобы преодолеть две пятнадцатиметровые стены Сантэ, они использовали лестницу — как раз пятнадцатиметровую — «забытую» рабочими, и еще одну, веревочную. Некоего Кармена Рива, на свою беду присоединившегося к беглецам, застрелили: Месрин рассказывал Шарли Бауэру, что «флики» изрешетили бедолагу, когда тот беспомощно болтался на внешней стене тюрьмы, зацепившись курткой за что-то, а потом добили контрольным выстрелом. Месрин с Бессом скрылись, захватив автомобиль.
С того дня Бруссар твердил, как молитву: «Прав тот, кто выстрелит первым… тот, кто выстрелит первым…»
Даже у президента Жискар д’Эстена были личные причины желать смерти Месрина. «Гранд» угрожал похитить его сына: двадцатилетнему Анри приходилось ездить в университет в кольце телохранителей.
Неточно было бы сказать: вся мощь государства была брошена против одного человека. Неточно, поскольку у этого «одного» была «тысяча лиц». Грим, очки, накладные бороды преображали его, как актера. Изготовив ксиву старшего комиссара — с личным адресом «набережная Ювелиров», где и находится резиденция уголовной полиции, — он явился с инспекцией в знаменитое казино в Довиле. Это была рекогносцировка перед налетом: 26 мая 1978 года Месрин и Бесс вернулись и потребовали аудиенции у директора. Оставив за собой двоих раненых туристов, они ускользнули от сотен «фликов», вернувшись в Париж в багажнике автомобиля взятой в заложники 440 фермерской семьи. 18 июня — опять-таки с «инспекцией» — он посетил комиссариат в Эвиане, откуда неудачно пытался похитить полицейскую униформу.