— Логично, — сказал Мазур. — Вот только как этого добиться? Я здесь человек новый, но успел уже понять: президента ни за что не уговорить. Не согласится он на добровольное затворничество даже на неделю, не то что на месяц.
— Совершенно верно, — с тяжким вздохом кивнул полковник Мтанга. — Я попытался один раз… даже не предложил, а осторожно намекнул… Даже деликатные намеки встретили резкое неприятие. Президент недвусмысленно заявил, что он не собирается ни от кого прятаться, тем более когда речь идет, по его собственному выражению, о каких-то дурацких клоунах. И посоветовал мне работать получше.
— Значит, ничего не поделаешь, — сказал Мазур.
— Ну, это как посмотреть… Давайте пофантазируем. Предположим, очередное покушение успеха не достигнет, но все же нанесет некоторый урон… минимальный. Предположим, стрелявший окажется достаточно ловким, чтобы легко ранить президента… в руку… в левую. Вот сюда, скажем, — он ткнул себя указательным пальцем в левую руку, ближе к локтю, подальше от запястья. — Кость не задета, рана в мякоть, неопасная, но непременно заставившая бы президента не менее месяца держать руку на перевязи, в особенности если таково будет предписание врачей… Если они заверят, что руку на перевязи следует держать именно что не менее месяца… Опытный снайпер творит чудеса… Президент поневоле вынужден будет стать затворником. Чтобы не делать чуточку комичным сложившийся у народа образ Великого Вождя… Отец Нации, согласитесь, не может появиться на публике в бинтах и повязках…
Мазур без труда представил себе эту картину: Папа во всем блеске и величавости, при всех наградах, в сиянии золотых погон и золотых пуговиц… с рукой на перевязи. В самом деле, получается как-то даже и комично.
— Похожий случай был лет пятнадцать назад с президентом Касулу, — вкрадчиво продолжал полковник. — Не слышали? Это интересно. Дело происходило не у нас, довольно далеко отсюда, но все равно любопытный пример. Среди заговорщиков нашелся один особенно изобретательный. Вышло так, что покушавшийся что есть мочи рубанул президента чакатой… это такой ножище наподобие мачете. Правую руку пришлось отнять по плечо. Именно что правую, которой президент подписывал государственные бумаги и поднимал на встречах с народом в величественном жесте. Он быстро оправился, но все покатилось под откос. Это в Америке президент Рузвельт мог ездить в инвалидной коляске, и — ничего. У нас другие обычаи. Однорукий президент выглядел неполноценным, смешным и нелепым… а оппозиция тут же окрестила его Однолапым. Он стал стремительно терять популярность в народе, а там и в тех влиятельных кругах, что его поддерживали; кончилось все тем, что он, проявив нешуточный ум, добровольно оставил свой пост, уехал в Европу и прожил там еще лет десять безбедно, но в полном забвении, что для него было невероятно мучительно. Такой уж наш народ — Великий Вождь и Отец Нации не имеет права появиться на публике даже с рукой на перевязи…