— Когда появляется солнце, вся территория начинает сверкать. — Тони улыбнулся. — Джиллиан говорит, что это подобно тому, как если бы какой-нибудь великан стоял на крыше и разбрасывал драгоценные камни по лужайкам. Она художник, так что у нее взгляд и воображение художника. Она рисует только красивые, приятные вещи, то, что помогает ей чувствовать себя молодой и жизнерадостной. Вот почему она начала с иллюстраций для детских книг.
— Джиллиан… вы имеете в виду мою прабабушку Джиллиан? Но она ведь умерла, Тони.
Он уставился на меня пустым, устремленным в никуда взглядом. У меня мурашки по коже побежали. Что-то не то происходит с ним. Путешествия Тони в прошлое становятся более частыми и уходят так далеко, что ему становится все труднее возвращаться в настоящее?
— Что? О да, я имел в виду, что Джиллиан обычно говорила. — Он засмеялся коротким хриплым смехом и снова посмотрел на мольберт. — Просто когда я вижу работу художника, все его принадлежности, я думаю о ней и живо вспоминаю те ранние дни. Ладно, когда поднимешься на ноги и у тебя будет настроение, ты устроишься там, в саду, и будешь рисовать и рисовать, пока твои кисти не сотрутся до основания. Я не удивлен, что ты выбрала такой печальный сюжет, будучи замкнутой в этой комнате. Художнику нужно пространство, чтобы путешествовать и свободно дышать. Один только Трой мог взаперти создавать одну прекрасную вещь за другой. Я полагаю, что они уже жили в его воображении.
— Я хотела бы посмотреть побольше работ Троя.
— Ты их увидишь. Когда спустишься вниз, мы пойдем в мой кабинет и посмотрим все его модели, выставленные на полках. Каждую из них он сделал сам, вплоть до самой крошечной детали.
— Может быть, я спущусь вниз завтра, — произнесла я с надеждой.
— Да. Мы устроим твой первый выход на улицу. Это просто замечательно, что ты снова будешь двигаться по коридорам Фартинггейл-Мэнора!
— Снова?
Он сжал свои ладони. Во всем, что говорил Тони, была путаница. «Возможно, в этом виновато возбуждение, связанное с моим предстоящим выздоровлением», — подумалось мне. Я должна была постоянно напоминать себе, что Тони уже не молодой человек. Конечно, все обрушившееся на него после долгих лет жизни в относительном уединении не могло не оказать воздействия на его мозг.
— А теперь я дам тебе возможность отдохнуть.
— Я слишком возбуждена, чтобы спать. — Это напомнило мне о ночной сорочке. — Но, Тони, почему на мне была другая ночная сорочка, после того как я очнулась от обморока?
— Другая ночная сорочка? — Его улыбка снова стала смущенной. — Я не совсем понимаю тебя.