— Я не хочу, чтобы это тебя пугало, — перебивает её Марко.
— Меня пугает, как мне это по душе, — заканчивает свою мысль Селия, поворачиваясь вновь к нему лицом. — Как заманчиво раствориться в тебе. Пустить всё на самотек. Позволить тебе препятствовать ломать мне люстры, а не беспокоиться об этом самой.
— Я мог бы это устроить.
— Я знаю.
Они стоят молча вместе, пока судно дрейфует в сторону бесконечного горизонта.
— Пойдем со мной, — говорит Марко. — Куда угодно. Прочь от цирка и Александра с твоим отцом.
— Мы не можем, — говорит Селия.
— Ну, конечно же, мы можем, — настаивает Марко. — Мы с тобой вместе, мы можем делать что угодно.
— Нет, — говорит Селия. — Мы можем делать что угодно только здесь.
— Я не понимаю.
— Ты никогда не думал о том, чтобы просто уйти? В самом деле, по-настоящему думал об этом, чтобы взять и уйти, исполнить намерение, а не просто мечтать, будто это сиюминутный каприз? — Когда он не отвечает ей, она продолжает. — Подумай об этом, прямо сейчас. Представь нас, как мы оставили это место и эту игру и начали всё заново, вместе, где-то в другом месте, и держи в голове этот образ.
Марко закрывает глаза и рисует все это в своем воображении, сосредотачиваясь не на желаемую мечту, а на практической стороне вопроса. Распланировав все до малейшей детали, от систематизирования новых бухгалтерских книг Чандреша, до развешивания костюмов в шкафу в своей квартире, вплоть до обручальных колец на пальцах.
И вот, тогда его правая рука начинает гореть, боль острая и жгучая, начинающаяся от шрама вокруг пальца и поднимающаяся выше по руке, затмевая все мысли. Эта была та же самая боль, которая возникла при появлении шрама, только усиленная в тысячу раз.
Движение корабля мгновенно прекращается. Бумага рассыпается, а море из чернил исчезает, оставляя после себя только круг стульев в полосатом шатре, а Марко падает на пол.
Боль потихоньку отпускает, когда Селия садиться на колени рядом с ним и берет его за руку.
— Та ночь, празднования годовщины, — говорит она. — Ночь, когда ты поцеловал меня. Я подумала о том же самом, в ту самою ночь. Мне больше не хотелось играть, единственное, чего мне хотелось, это быть с тобой. Я подумала, что попрошу тебя, сбежать со мной. Я только об этом и думала. И вот самый момент, когда я убедила себя, что у нас все могло бы получиться, я почувствовала такую боль, что едва смогла стоять на ногах. Фредрик не знал, что со мной делать. Он усадил меня в тихий уголок и держал за руку, и не допытывался, когда я не смогла ничего внятно объяснить, потому что он очень добрый и понимающий человек.