Лесли вздохнула.
— Знаешь, я подумываю, а не пойти ли мне к гадалке? И узнать у нее, что будет со всеми нами в ближайшие пять лет. У Линды есть какая-то гадалка в Гринич-Виллидж, она уверяет, что это нечто потрясающее. Составляет гороскопы. Знаешь, она предсказала смерть мистера Робертса.
— Только ее нам и не хватало, — насмешливо заметил Стрэнд. — Передай миссис Робертс, пусть лучше остается покровителем — или покровительницей — любого из искусств.
— Но ведь она только добра желает. И потом она вовсе не глупа, как порой кажется.
— Но только не при ближайшем рассмотрении, — парировал Стрэнд.
— Просто она не уверена в себе и напугана до конца жизни. Никак не может пережить смерть мужа, не может вписаться в образ богатой вдовы и прячет все свои чувства и переживания под маской фривольности. Предпочитает, чтобы люди смеялись над ней, но не жалели. У каждого человека есть маска, за которой он прячется.
— А у тебя? — спросил Стрэнд.
— Ну, я притворяюсь зрелой и на редкость серьезной женщиной, — ответила Лесли. — Хотя на самом деле я всего лишь восемнадцатилетняя девчонка, не уверенная в том, нравлюсь ли мальчикам. — Она рассмеялась, встала, подошла к мужу, наклонилась и поцеловала в макушку. — А вот с твоими волосами от солнца ничего ужасного не происходит, — заметила она. — Ладно, пойду переоденусь к ленчу.
Вскоре после того, как жена зашла в дом, Стрэнд услышал звуки рояля. То была какая-то сложная и печальная музыка.
Как-то раз, еще дома, он заглянул в гостиную, где Лесли играла Баха, и спросил, о чем она думает, сидя за пианино.
— Надеюсь, — ответила она тогда, — приблизиться своей игрой к Богу.
Теперь же, сидя на солнышке у океана, с обманчиво здоровым загаром на лице и руках, худой и слабый, счастливо расставшийся с больничными трубками, приборами и мерцавшими экранами датчиков, он прислушивался к сумеречной незнакомой музыке, что играла его жена, собравшаяся навестить в городе цыганку, которая предсказала смерть мужу Линды Робертс. Расположение звезд, судьбы, затерянные в круговороте планет, смерть в длинных коридорах…
«Боже, — подумал он, ощущая слабость и уязвимость своей плоти, укутанной пледом и покоившейся в удобном шезлонге, — Боже, что со мной будет, что будет со всеми нами?..»