Погруженный в печальные размышления, Стрэнд включил радио. Передавали вечерние новости. Известия, как обычно, были плохие, репортаж из хаоса. Он вспомнил реплику из пьесы Сарояна: «Не за что уцепиться, нет в этой жизни ничего основательного. Отныне и навсегда все время вниз, в пропасть». Выключил радио и включил телевизор. Из приемника раздалось чье-то сдавленное хихиканье, и, не успело на мерцающем экране появиться изображение, он тут же выключил телевизор.
Он бродил по квартире, точно собственная тень. Внезапно захотелось посмотреть альбом, где были собраны семейные снимки: они с Лесли в день свадьбы, Кэролайн в детской колясочке, Элеонор в университетской шапочке и мантии держит в руке диплом выпускницы, Джимми катается на велосипеде. Но альбом уже упаковали.
Ему вдруг стало невыносимо в этой квартире. Он вошел в кухню, где Лесли открывала консервные банки.
— Пойдем куда-нибудь пообедаем, — сказал он. — Хочется побыть среди людей.
Жена как-то странно взглянула на него, потом медленно опустила руку с консервным ножом.
— Конечно, почему бы нет, — мягко сказала она. — Только подожди немного, ладно? У меня волосы не высохли.
— Да я не голоден, — ответил Стрэнд. — Могу и подождать. — Он знал: нервничая, Лесли почему-то всегда бросалась мыть голову. Ее спокойствие, понял он, было лишь маской, которую жена надела, чтобы не тревожить его. Но рев фена, раздавшийся через минуту, был просто невыносим. Он напоминал зловещий шум моторов, звук, часто преследовавший его в ночных кошмарах.
— Буду ждать тебя в «О'Коннорс». — Это был бар на углу улицы. Стрэнд заглядывал туда не часто — раза два-три в год, когда дома его ждали какие-нибудь неприятные новости и хотелось оттянуть момент возвращения.
Лесли подошла и поцеловала его в щеку.
— Не грусти, ну пожалуйста, дорогой, — попросила она.
Но он ответил лишь:
— Просто хочется выпить. А в доме ни капли спиртного. Наверняка Джимми устраивал тут в наше отсутствие шумные вечеринки.
— Ну, вряд ли уж они были такими шумными, эти вечеринки, — возразила Лесли. — У нас перед отъездом в Европу всего и оставалось, что полбутылки виски.
— И все равно, — упрямо ответил Стрэнд, в глубине души понимая, что не прав. Уходя, он услышал, что в ванной включили воду. Когда час спустя Лесли вошла в бар, он сидел в полном одиночестве и виски в его стакане было почти нетронуто.
Они пообедали в небольшом ресторанчике неподалеку, где им всегда нравилось, и оказались там единственной парой. Владелец, — они были знакомы — поздоровался и сказал:
— На будущий год в августе закрою заведение. Август в Нью-Йорке — хуже чумы.