После блюд, которыми супруги угощались во Франции, еда показалась безвкусной, к тому же Лесли обнаружила в салате чей-то длинный волос.
— Последний раз я в этом ресторане, — сердито заметила она.
«Слово „последний“, — подумал Стрэнд, — становится наиболее употребительным в нашем словаре».
Едва открыв дверь в квартиру, они услышали звонок телефона. «Когда начнется следующая война, — подумал Стрэнд, спеша к аппарату, — мне наверняка возвестит о ней это дребезжание. Опять какие-нибудь неприятности, проверка оплаты счетов или что-то в этом роде». Но это оказалась Элеонор.
— Я уже начала волноваться, — сказала она. — Звоню весь вечер, и никто не подходит. Позвонила Расселу на остров, думала, может, вы там, и он рассказал мне о Кэролайн. Где вы были? Сестренка в порядке?
— Все нормально, — ответил Стрэнд, сдерживая раздражение в голосе. — А вот где ты пропадала все это время?
— У себя дома. Если точнее, появилась здесь сегодня вечером. Хотела заехать к вам.
— Это зачем? — спросил Стрэнд. А про себя подумал: подлость, конечно, — говорить так с родной дочерью.
— Ну не сердись, пожалуйста, папочка! Я всего-то и сделала, что вышла замуж. Так я могу приехать?
— Сейчас спрошу мать. — Стрэнд обернулся к Лесли. — Это Элеонор. Хочешь, чтобы она заехала?
— Ну конечно. И спроси, успела ли она пообедать. Если нет, приготовлю что-нибудь на скорую руку.
— Мы тебя ждем, — бросил Стрэнд в трубку. — Но твоя мать интересуется, обедала ли ты сегодня. Если нет, то соорудит что-нибудь перекусить.
Элеонор рассмеялась.
— Милая мамочка! Сперва накормить зверя, потом задавать ему вопросы. Скажи — пусть не беспокоится. Со дня свадьбы я уже прибавила целых три фунта.
Стрэнд повесил трубку.
— Она ела, — сообщил он жене.
— Обещай, что не будешь орать на нее, — попросила Лесли.
— Пусть муженек на нее орет, — огрызнулся Стрэнд. — У меня на это просто нет сил. — Он взял журнал и пошел в кухню — единственное помещение в доме, где можно было читать. Уселся за стол и уставился на карикатуры, которые вовсе не казались смешными в пронзительном свете неоновой лампы, которую установила здесь Лесли, когда обнаружила, что не может читать и шить без очков.
— Ну, — сказала Лесли, — давай теперь ты. С самого начала.
Они сидели в гостиной, где царил полумрак, поскольку в каждой комнате осталось лишь по одной лампе, остальные были упакованы. Едва войдя, Элеонор принялась расспрашивать их о психологическом состоянии сестры.
— Моральный дух столь высок, что это почти пугает, — сообщил Стрэнд.
Сидевшая на краешке стула, Элеонор выглядела помолодевшей и казалась Стрэнду еще красивее, чем прежде. И еще в ней появилась некая раскованность. Никакого намека на раскаяние не наблюдалось.