— Мой отец никогда не приедет навестить меня, потому что, во-первых, мы с ним недолюбливаем друг друга, а во-вторых, он тяжело болен и скоро умрет, — будничным тоном сообщила я, вытирая салфеткой губы.
Девушки раскрыли рты от изумления, до глубины души потрясенные столь откровенным проявлением дурного тона. Мне и самой стало немного не по себе от сорвавшихся с губ злых слов об отце: все-таки я не имела права так говорить о нем и даже мысленно желать ему скорой смерти. Но уже в следующий миг все перенесенные из-за него обиды и унижения вновь взыграли во мне, и я решила, что все-таки он заслуживает подобных жестоких слов и мыслей.
— Мы организовали своего рода клубы у себя в школе, — вкрадчиво сообщила мне неуемная Пру Каррауэй. — И не остались бы перед тобой в долгу, если бы ты устроила нам встречу с Троем Таттертоном или кому-то конкретно из нас…
Ее слова застали меня врасплох, потому что в этот момент я думала о своем отце.
— Вряд ли мне это удастся, — натянуто улыбнулась я в ответ. — Он очень самостоятельный человек и к тому же слишком стар и искушен в жизни для девочек из Уинтерхевен.
— Трою Таттертону две недели назад исполнилось всего лишь двадцать три года, — заметила Фейт Моргентайл. — Некоторым из наших девушек уже восемнадцать, и они вполне подходят мужчинам его возраста. Тебе только семнадцать, однако же мы видели тебя вместе с ним в это воскресенье!
Я была потрясена тем, что нас с Троем заметили в таком огромном городе, как Бостон.
Так вот где собака зарыта! Вот чем вызвано их неожиданное внимание ко мне! Они сами или кто-то из их подруг видели меня с Троем в кафе. Я встала из-за стола, бросив салфетку на скатерть.
— Спасибо, что пригласили меня за свой стол, — произнесла я, испытывая настоящую душевную боль из-за того, что ошиблась, рассчитывая найти здесь подруг. Я никогда не имела ни одной подруги, кроме, пожалуй, Фанни, которая была своего рода семейным горем и тяжким крестом. Вернувшись к своему столику и взяв учебники, оставленные там, я вышла из столовой.
С этого момента я почувствовала, что отношение ко мне резко изменилось. Если раньше девушки относились ко мне с недоверием просто потому, что я была новенькой и непохожей на них, то отныне, после того как я открыто бросила им вызов, они стали моими врагами.
На следующее утро, доставая из гардероба свой новый любимый кашемировый свитер василькового цвета, так подходивший к моей юбке, я вдруг, к своему полнейшему ужасу, обнаружила, что он «пополз». А на новой шерстяной юбке, которую я с вечера выложила на кровать, оказалась подпоротой кайма и стежки на складках плиссировки. В Уиллисе я, конечно, вполне могла где-то зацепиться случайно и порвать нитки, но не здесь! Ведь еще вчера, я точно помнила, и свитер, и юбка были целехоньки.