Деревенская история повторилась… Что ж, человеческое вытолкнет меня отовсюду, – грустно улыбнулся про себя Ахмет. – А чего хотел? Сам отказался. Людям надо быть с людьми. А мне… А мне надо быть со своими…
Теперь ему места нет и здесь, теперь и здесь выстрел в спину – вопрос не принципа, а времени. И Сережику насрать, кто из его людей и как отреагирует на исполнение Ахмета – но жить рядом с собой Сережик ему не позволит, ни за что. Люди никогда не позволят ходить рядом тому, от кого непонятно чего ждать; люди не любят бояться.
…Да. У всего есть пределы. У того, с чем люди согласны рядом жить, они тоже есть… А ты теперь, по их поняткам, нелюдь, как ни крути. Хоть типа и «наша», типа полезная – а один хуй нелюдь. Оппа, ни хуя себе. «По их поняткам»… Этче, людские понятки тебя больше не колышат? – усмехнулся своим мыслям Ахмет, подымаясь по лестнице и что-то отвечая Сережику. – …Да и хули. Чего там жопой крутить. Так оно и есть, чего там. И хули с того, что мне здесь места нет. Как будто оно мне надо…
Ахмет ехал в голове своего тела, безучастно наблюдая через глаз, как тело идет, ловко обходя препятствия и сохраняя равновесие; переставляет ноги, садится за стол, хлебает из кружки что-то дымящееся. Человек напротив что-то говорит. Да, когда его губы делают вот так, это значит, что он что-то сказал. Это, не забыть, Сережик. А вот эти штуки – это губы, да. Так, надо не отвлекаться… Это надо выслушать и тоже что-то сказать. Или не надо? Да, наверное, все же не надо. Зачем… О! Да оно само справляется. Надо же, – мельком порадовался Ахмет, заметив, что тело само как-то выкручивается из ситуации: что-то происходит в груди, там, где дышишь; потом как-то по-хитрому двигается та часть головы, которой это, горячее… «Пьют чай», – подсказало что-то невидимое… Да, точно, – с рассеянной благодарностью хмыкнул Ахмет. – …Пьют ЧАИ и говорят СЛОВА…
То, чего раньше он ненадолго добивался под стариковским прессом, пришло само – и никуда не делось, оставшись, как у себя дома. Ахмет летел, оставаясь на месте, и не прилагал к этому никаких усилий. Сквозь него тек мир, и сквозь, и вокруг. Все вокруг потеряло свои прежние значения, перестав делиться на вещи, движения, людей; все стало понятным до полного равнодушия – всматриваться в мир стало так же нелепо, как на полном серьезе, вдумчиво и расчетливо осознавать и планировать процесс дыхания. Как захочешь, так и будет. Повернись нужным боком, и мир станет обтекать тебя по-другому.
Нешуточно напрягаясь, чтобы оставаться в человеческом, Ахмет довел Сережику план – раз у народа есть сомнения, хозяйка будет. Настоящая, не тупой контрактник.