Бегло пролистав базу с данными памяти, ум тела майора Райерсона поморщился – траекторий, ведущих к более-менее позитивным результатам, негусто. К тому же путей, не прерывающихся участками неопределенности, нет вообще. Плохо. Особенно плохо, что точки ближайшего ветвления алгоритма везде очень близко к точке старта, и если выбрать не ту дорожку, смерть последует в текущие сутки.
Но тело не умеет паниковать, и потому, выбрав один из путей, спокойно приступило к реализации плана. Базировался план на очень старых данных, датирующихся началом активного этапа операции «Свобода народам Северной Азии». Райерсону, принимавшему тогда зону Проекта, попался на глаза ряд документов, сообщавших о потерях в ходе заброса групп топопривязки.[92]
Получалось, что множество закладок для обеспечения артразведки остались неиспользованными. Да, часть из них неизбежно обнаружена местными, но все обнаружить невозможно – обратный склон хребта, где аэромобильные группы закопали контейнеры, у местных особой популярностью не пользовался. Для тела это был единственный шанс уцелеть, и тело, не обращая внимания на возню в голове, решительно ломанулось на блокпост за снегоходом – даже на совершенно исправном «юконе» близко к хребту не подобраться.
– О, глянь, кого несет. Слышь, Агим, давай-ка уже Обраиловича подымай. Начальство едет, кажись.
– Кто? Ибра, что ли?
– Не, этот аэнбэшный хмырь с базы…
– Че этот урод тут забыл… – буркнул албанец, шустро сбросив ноги со стола и толкая дверь кубрика.
Из прогретой печью тьмы, храпящей на разные голоса, крепко шибануло горячим металлом, потом, пердежом и едва заметным на этом фоне перегаром.
– Туртко! Э, Туртко, вставай! Там этот щас сюда подъедет, стукачиный Папа!
В темноте заворочалось и зевнуло что-то большое.
– Че там, Агим, сколько уже… Оба, а че, свет вырубили?
– Ну, нет света. Время полвосьмого доходит.
– А связь? Связь восстановилась?
– Не.
– Когда последний раз пробовали?
– Полчаса как, не больше, – привычно соврал албанец.
Из темноты снова раздался протяжный зевок, в кубрике тревожно застонала койка и скрипнули липучки сапог.
– Ебаная жис-сь… – снова потянулся старший блока и вышел в караулку, хватая воздух обеими ноздрями. – Че, опять дурь курили? Дмитар, бля, предупреждал же. Ща схожу поссу, и не обижайтесь – по репе обоим. Бля, хоть говори им, хоть не говори…
– Надо было окно открыть, – без особого энтузиазма заметил хорват, когда его сердитый земляк скрылся в сортире.
– Да насрать. Щас этот зайдет, и ни хуя он не будет руками махать. О, встал.
На стоянке действительно скрипнул снег под обожженными колесами «юкона». По наружной двери несколько раз грохнуло – прибывший Папа сбивал снег. Едва она распахнулась, впуская мороз и вечно набыченного аэнбэшника, как в караулку по лестнице торопливо ссыпались сразу все три бойца рабочей смены, протягивая вывалившемуся из сортира старшему бинокль: