Кажется, она говорила всерьез. Я встряхнулась, как вылезшая из глубокой воды собака. У меня на руках была чертова дюжина вампиров, которых надо утихомирить, и столетний труп, который надо поднять. За один раз я умею решать только миллиард проблем. А миллиард плюс одна это уже слишком много.
— Вставай, Захария, — сказала я. — Пора за работу.
— Я никогда раньше не работал с фокусом, — сказал он. — Тебе придется сказать мне, что делать.
— Без проблем, — ответила я.
Коза лежала на боку. Поблескивала под луной обнаженная белизна позвоночника, кровь все еще сочилась на землю из зияющей раны. Глаза закатились под лоб, язык вывалился из пасти.
Чем старше зомби, тем большая нужна смерть. Я это знала и потому избегала работы со старыми зомби, когда это удавалось. После ста лет труп в основном превращается в прах. Если повезет, останутся несколько костных фрагментов. Они восстанавливаются, чтобы встать из могилы. Если у вас силы хватит.
Проблема в том, что редкий аниматор может поднять давнего мертвеца, со стажем сто лет или больше. Я могу. Я просто не хочу. Мы с Бертом вели долгие споры о моих предпочтениях. Чем старше зомби, тем больше плата. Эта работа стоила не меньше двадцати тысяч долларов. Сомневаюсь, что этой ночью мне заплатили бы, если не считать достаточной платой возможность дожить до утра. Да, будем считать, что это так. Увидеть еще один рассвет.
Захария подошел и встал возле меня. Остатки своей рубашки он с себя сорвал и стоял тощий и бледный. Лицо его было сплошными тенями на белой плоти, высокие скулы выдавались как над пещерами.
— Что теперь? — спросил он.
Труп козы лежал в кровавом круге, который Захария успел прочертить. Хорошо.
— Внеси в круг все, что нам нужно.
Он внес длинный охотничий нож и кувшин с пинтой слабосветящегося притирания. Я вообще предпочитаю мачете, но нож был большой, с зазубренным лезвием и блестящим острием. Чистый и острый. Он содержит инструменты в порядке. Очко в его пользу.
— Мы не можем второй раз убить козу, — сказал он. — Чем же мы воспользуемся?
— Собой, — ответила я.
— О чем ты говоришь?
— Нанесем себе порезы. Свежая живая кровь — столько, сколько захотим отдать.
— Ты же не сможешь продолжать от потери крови.
Я покачала головой.
— Ты же уже сделал кровавый круг, Захария. Нам надо обойти его, а не перерисовывать.
— Не понимаю.
— Нет времени объяснять тебе всю эту метафизику. Каждая рана — это маленькая смерть. Мы дадим этому кругу меньшую смерть и потом его реактивируем.
Он покачал головой:
— Все равно не доходит.
Я набрала побольше воздуху и вдруг поняла, что ничего объяснить не могу. Это все равно, что объяснять механику дыхания. Можешь все разложить по этапам, но ощущения чувства дыхания не передашь.