Из каменной комнаты вели две двери: одна прямо перед нами; другая направо. Из двери перед нами долетала музыка. Яркая и веселая цирковая музыка. Дверь распахнулась, и музыка вскипела вокруг нас волной. Мелькнули яркие цвета и кишащая толпа сотен людей. Полыхнул знак: «Дом веселья». Разгар карнавала в здании. Я поняла, где я. «Цирк Проклятых».
Самые сильные вампиры города спят под цирком. Это стоит запомнить.
Дверь стала закрываться, приглушая музыку, отрезая яркие плакаты. Мелькнули глаза девочки-подростка, пытавшейся заглянуть за дверь. Щелкнул замок.
Прислонившись к двери, стоял мужчина. Высокий и тощий, одетый в лодочный костюм. Пурпурный пиджак, кружева на шее и на груди, черные брюки и ботинки. Лицо затеняла шляпа с прямыми полями, и золотая маска закрывала лицо, кроме рта и подбородка. Сквозь золотую маску глядели темные глаза.
Язык его танцевал по зубам и губам. Клыки, вампир. И почему это меня не удивило?
— Боюсь, я скучал по тебе, Истребительница.
В голосе слышался тягучий южный акцент.
Винтер сделал движение, чтобы стать между нами. Вампир расхохотался густым лающим смехом.
— Этот мешок мышц думает, что может тебя защитить. Мне его разорвать на части, чтобы он понял, что он не прав?
— В этом нет необходимости, — сказала я.
Захария подошел и встал рядом со мной.
— Ты узнаешь мой голос? — спросил вампир.
Я покачала головой.
— Два года прошло. Пока не всплыло это дело, я и не знал, что Истребительница — это ты. Я думал, ты мертва.
— Нельзя ли ближе к делу? Кто ты и чего ты хочешь?
— Так нетерпеливо, так торопливо, так по-человечески.
Он поднял руки и снял шляпу. Короткие волосы цвета осенних листьев показались вокруг маски.
— Пожалуйста, не надо, — сказал Захария. — Госпожа приказала мне проводить эту женщину до машины целой и невредимой.
— Я и волоска у нее на голове не трону — сегодня.
Перчатки сняли маску с лица. Левая сторона лица отсутствовала, вместо нее была мешанина шрамов. Только карий глаз был целым и живым, вращаясь в круге розовой рубцовой ткани. Именно так выглядят кислотные ожоги. Только это была не кислота, а святая вода.
Я помнила, как его тело прижимало меня к земле. Как рвали мою руку его зубы, пока я пыталась оттолкнуть его от горла. Сухой хруст перекушенной кости. Мой крик. Его рука, отводящая мне голову назад. Он подается назад для удара. Беспомощность. Он промахнулся и не попал в шею — я никогда не узнала, почему. Зубы, перекусывающие ключицу. Он лакал мою кровь, как кошка сливки. А я лежала и слушала, как он хлюпает моей кровью. Сломанные кости еще не болели — шок. Это было начало не боли и не страха — это было начало смерти.