Моя правая рука дернулась в траву и нащупала что-то гладкое — склянка. Фиал святой воды, выпавший из моей сумки, разметанной прислужниками-полулюдьми. Вампир на меня не смотрел. Его лицо было прижато к ране. Язык его исследовал прогрызенное им отверстие. Зубы скрипели по перекушенной кости, и я кричала.
Он смеялся мне в плечо, смеялся, убивая меня. Я откинула пальцем крышку флакона и плеснула ему в лицо. Плоть вскипела. Кожа лопнула и покрылась пузырями. Он вскочил на колени, с визгом схватившись за лицо.
Я думала, он остался в горящем доме. Я хотела его смерти, желала ему мучений. Я хотела забыть эти воспоминания, стереть начисто. И теперь он стоял передо мной — мой излюбленный кошмар, ставший явью.
— Как, никаких криков ужаса? И дыхание не перехватило от страха? Ты меня разочаровываешь, Истребительница. Как тебе любоваться своей работой?
Я только и могла сказать приглушенным голосом:
— Я считала, что ты мертв.
— Теперь ты знаешь, что это не так. И я теперь тоже знаю, что ты жива. Как интересно!
Он улыбнулся, и мышцы его обгорелой щеки сдвинули улыбку на сторону, превратив ее в гримасу. Даже вампиры не все раны могут залечить.
— Вечность, Истребительница. Вечность в таком виде.
— Чего ты хочешь?
— Будь смелей, девочка, будь так смела, как тебе хочется. Я же чувствую твой страх. А хочу я увидеть шрамы, которые я тебе оставил, видеть, что ты меня помнишь, как я помню тебя.
— Я тебя помню.
— Шрамы, девочка. Покажи мне шрамы.
— Если я тебе их покажу, что потом?
— Потом ты пойдешь домой или куда ты там хочешь. Госпожа дала письменный приказ, чтобы тебя не трогали, пока ты не сделаешь для нас работу.
— А потом?
Он улыбнулся, блеснув широкой полосой зубов.
— А потом я тебя выслежу и отплачу тебе за это. — Он коснулся своего лица. — Давай, девочка, не стесняйся. Я все это уже видел. Я пробовал вкус твоей крови. Покажи мне шрамы, и этому мускулистому не придется умирать, доказывая, как он силен.
Я посмотрела на Винтера. Огромные кулаки были скрещены на груди, спина вибрировала. Он был готов к бою. Вампир был прав: Винтер попытается драться, хоть эта попытка будет стоить ему жизни. Я закатала порванный рукав. На сгибе руки красовался бруствер рубцовой ткани, от него ручейками разбегались шрамы, пересекаясь и расходясь снова. Единственным чистым местом на руке был крестообразный шрам от ожога.
— Я думал, что тебе никогда не придется пользоваться этой рукой, учитывая, как я ее порвал.
— Физиотерапия в наше время чудеса творит.
— Нет такой физиотерапии, что могла бы мне помочь.
— Нет, — согласилась я.