— Я могу снова надеть куртку, — предложил он.
Я, оказывается, пялилась на него.
— Нет, я просто…
— Что?
— Ничего. Это не мое дело.
— Все равно спрашивай.
— Зачем ты делаешь то, что делаешь?
Он улыбнулся, но улыбка была кривая, вымученная.
— Это очень личный вопрос.
— Ты сказал «все равно спрашивай». — Я посмотрела на ту строну улицы. — Обычно, я хожу к «Мэйбл», но нас там могут увидеть.
— Тебе стыдно появляться со мной? — спросил он, и в голосе его послышался шорох наждачной бумаги. Глаза его были за очками, но на скулах заиграли желваки.
— Не в этом дело, — сказала я. — Ты тот, кто приходил ко мне в контору, изображая моего «друга». Если мы пойдем туда, где меня знают, это недоразумение продлится.
— Есть женщины, которые готовы заплатить, чтобы появиться в моем обществе.
— Знаю, я их видела вчера в клубе.
— Верно, но на самом деле тебе стыдно появляться со мной вот из-за этого. — Его рука слегка дотронулась до шеи.
У меня было четкое впечатление, что я задела его чувства. Это меня на самом деле не очень беспокоило, но я знаю, что, значит, быть не такой, как все. Я знаю, как это неприятно — ставить в неловкое положение людей, которым следовало бы лучше разбираться в жизни. Я разбиралась. Дело было не в чувствах Филиппа, а в принципе.
— Пошли.
— Куда?
— К «Мэйбл».
— Спасибо, — сказал он и вознаградил меня одной из своих блестящих улыбок. Будь я менее профессиональна, я бы растаяла полностью. В этой улыбке по-прежнему была крупица зла, навалом секса, но из-под всего этого выглядывал мальчишка, неуверенный в себе мальчишка. В этом все дело. Это и привлекало. Нет ничего более зовущего, чем красивый мужчина, который не уверен в себе. Это взывает не только к женщине в каждой из нас, но к матери. Комбинация опасная. К счастью, у меня был иммунитет — это уж точно. К тому же я видела, какой секс нужен Филиппу. Он точно был не моего типа.
«Мэйбл» — это кафетерий, но еда там чудесная и по разумным ценам. По будням там под завязку деловых костюмов и платьев, кейсов и манильских конвертов. В субботу почти пусто.
Из-за груд дымящейся еды мне улыбнулась Беатрис, толстая и высокая, с каштановыми волосами и усталым лицом. Розовая униформа плохо сидела на ее плечах, и сетка для волос делала ее лицо слишком длинным. Но она всегда улыбалась и никогда не замолкала.
— Привет, Беатрис! — сказала я и, пока она еще не успела спросить, добавила: — Это Филипп.
— Привет, Филипп! — сказала она.
Он улыбнулся ей улыбкой ничуть не менее ослепительной, чем улыбался риэлтерше на нашем этаже. Беатрис вспыхнула, отвела глаза и хихикнула. Я и не знала, что она так умеет. А шрамы она заметила? И важно ли это ей? Для мясного рулета было слишком жарко, но я его все равно заказала. Он всегда бывал сочным, а кетчуп острым. Я даже десерт взяла, чего обычно не делаю. Меня мучил голод. Мы расплатились и нашли столик, где Филиппу больше ни с кем не надо было флиртовать. Неслабое достижение.