Запретный плод (Гамильтон) - страница 88

— Ты ведь идешь без прикрытия? — спросила она.

— Ты ведь тоже одна работаешь.

— Не в окружении вампиров и придурков.

— Это спорный вопрос, если ты в штаб-квартире ЛПВ.

— Не остри. Ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Да, Ронни, понимаю. Ты — единственный мой друг, который может сам о себе позаботиться. — Я пожала плечами, потом поняла, что она этого не видит, и сказала: — А с любым другим будет как с Кэтрин — овца среди волков, и ты это знаешь.

— А взять с собой другого аниматора?

— Кого? Джеймисон считает, что вампиры — лапочки. Берт любит говорить о крупной дичи, но сам свою задницу ни за что не подставит. Чарльз отлично умеет поднимать трупы, но он слаб в коленках, к тому же у него четырехлетний ребенок. Мэнни больше на вампиров не охотится. Он четыре месяца проторчал в больнице, пока его собирали после последней охоты.

— Если я правильно помню, ты тоже была в больнице, — сказала она.

— Я отделалась сломанной рукой и раздробленной ключицей, Ронни. Мэнни чуть не умер. Кроме того, у него жена и четверо детишек.

Мэнни был аниматором, который меня обучал. Он научил меня поднимать мертвых и побеждать вампиров. Хотя, надо признать, я вышла за рамки обучения Мэнни. Он был традиционалистом, не признавал ничего, кроме осинового кола и чеснока. Пистолет он носил как резерв, а не как основной инструмент. Если современная техника позволяет мне поражать вампиров на расстоянии вместо того, чтобы вскакивать на них верхом и протыкать осиновым колом сердце, так почему бы и нет?

Два года назад жена Мэнни Розита пришла ко мне и умоляла не подвергать больше ее мужа опасности. Пятьдесят два — это не возраст для охоты на вампиров, говорила она. Что будет с нею и с детьми? Все это она говорила мне тоном матери, у которой любимого ребенка сбивают с пути соседские озорники. Она заставила меня поклясться перед Богом, что я никогда не позову Мэнни с собой на охоту. Если бы она не плакала, я бы выдержала и отказалась. Плакать — дьявольски нечестный аргумент в споре. Как только кто-то начинает плакать, больше разговаривать уже не возможно. Хочется только одного — чтобы этот кто-то перестал реветь, а ты перестала себя чувствовать самым мерзким негодяем в мире. Все что угодно, только не это.

Ронни на том конце провода молчала. Потом сказала:

— Ладно, только будь осторожной.

— Буду осторожна, как девственница в брачную ночь. Обещаю.

— Ты неисправима! — рассмеялась она.

— Это мне все говорят.

— Оглядывайся почаще.

— Ты тоже.

— Обязательно.

Она повесила трубку. Телефон у меня в руках щелкнул и затих.

— Хорошие новости? — спросил Лютер.