Филипп отлепился от стены и пошел к машине. Я открыла дверь, и он сел. Он него пахло кожей, дорогим одеколоном и чуть-чуть — потом.
Я отъехала от тротуара.
— Агрессивно оделся, Филипп.
Он повернулся ко мне с неподвижным лицом, глаза все за теми же черными очками. Он откинулся на сиденье, откинув одно колено на дверь, другую ногу вытянув.
— Сверни на запад, на семидесятый.
Голос прозвучал хрипло.
Бывают минуты, когда остаешься вдвоем с мужчиной, и до вас обоих это вдруг доходит. Вместе наедине — в этом всегда есть возможности. Почти болезненное осознание присутствия друг друга. Это может повести к смущению, к сексу или к страху — в зависимости от мужчины и ситуации.
Ну, секса тут не будет, можете смело на это поставить. Я глянула на Филиппа; он сидел ко мне лицом, чуть раскрыв губы. Очки он снял, и глаза его были густо-карие и очень близко ко мне. Что тут происходит, черт возьми?
Мы выехали на хайвей и набирали скорость. Мое внимание было занято окружающими машинами, вождением, и я старалась изо всех сил не обращать на него внимания. Но все время ощущала его взгляд у себя на коже. Он почти грел.
Он стал подвигаться ближе ко мне. Вдруг мне стал отчетливо слышен звук ползущей по обивке кожи. Теплый, живой звук. Рука его обняла меня за плечи, грудь прислонилась ко мне.
— Что это ты задумал, Филипп?
— А что такое? — Он дышал мне в шею. — Для тебя это недостаточно агрессивно?
Я расхохоталась — не могла удержаться. Он напрягся.
— Я не хотела тебя оскорбить, Филипп. Просто я не представляла себе такого костюма из кожи и сетки.
Он не отодвинулся, все так же прижимаясь ко мне, и голос его был такой же странновато-хриплый.
— А что же тогда тебе нравится?
Я посмотрела на него, но он был слишком близко. Оказалось, что я смотрю ему в глаза с расстояния в два дюйма. Его близость подействовала, как электрический удар. Я отвернулась к дороге.
— Отодвинься на свою сторону, Филипп.
— Что, — шепнул он мне в ухо, — тебя заводит?
Ладно, с меня хватит.
— Сколько лет тебе было, когда Валентин впервые на тебя напал?
Он дернулся всем телом, отодвигаясь от меня.
— Будь ты проклята!
Он сказал это так, будто имел в виду в буквальном смысле.
— Предлагаю тебе сделку, Филипп. Ты не должен отвечать на мой вопрос, а я могу не ответить на твой.
Когда он заговорил, голос его звучал с придыханием и почти задушенно:
— Когда ты видела Валентина? Он должен быть сегодня? Мне обещали, что его сегодня не будет.
В голосе его звучал очень заметный панический страх. Я никогда не видела такого немедленного ужаса.
Смотреть на испуганного Филиппа мне не хотелось. Я могла начать его жалеть, а этого я себе позволить не могла. На Аниту Блейк, твердую, как сталь, уверенную в себе, мужские слезы не действуют. А как же.