Еще несколько кварталов — и мы оказались в пригороде. Вдоль дороги потянулись дома с крошечными двориками, обсаженные деревьями. Дорога пошла вниз по холму. Ограничение скорости — тридцать миль в час. Такую скорость вниз по холму без тормозов не удержишь. Есть там внизу полисмен?
Если он остановит нас и увидит Филиппа в этой сетчатой рубашке и с красивыми шрамами, может он что-нибудь заподозрить? «Куда вы едете, мисс?» «Извините, офицер, мы едем на нелегальную вечеринку и уже опаздываем». Я спустилась по холму на тормозах. Конечно, полисмена не было. Если бы я ехала с превышением, он бы точно был. Закон Мерфи — единственный закон, который в моей жизни выполняется неукоснительно.
— Большой дом слева, — сказал Филипп. — Заезжай на подъездную дорожку.
Дом был из темно-красного кирпича, кажется, трехэтажный, с кучей окон и не меньше чем двумя подъездами. Все еще существует викторианская Америка. Большой двор с находящейся в частном владении рощей высоких, старых деревьев. Слишком высокая трава придавала владению заброшенный вид. Дорожка была гравийная и вилась среди деревьев к вполне современному гаражу, который задумали подстать дому и почти преуспели.
У гаража были только две машины. Я не могла заглянуть внутрь гаража — может быть, там их было больше.
— Не выходи из главного зала ни с кем, кроме меня, — сказал Филипп. — Если выйдешь, я тебе помочь не смогу.
— В каком смысле помочь?
— Это наша легенда. Ты — причина, по которой я пропустил столько вечеринок. Я бросил несколько намеков, что мы не только любовники, но что я тебя… — Он развел ладони, будто подыскивая нужное слово. — Обрабатывал, пока не почувствовал, что ты созрела для вечеринки.
— Обрабатывал?
— Ты не придурок и не вампироман, а выжившая невольная жертва нападения. Я тебя уговаривал, пока не уговорил. Такова легенда.
— А такое бывало по-настоящему? — спросила я.
— Ты имеешь в виду, приводил ли я им кого-нибудь?
— Да.
Он хрипло хмыкнул:
— Невысокого ты обо мне мнения, правда?
А что мне было сказать — «нет, высокого»?
— Если мы любовники, нам придется изображать это целый вечер.
Он улыбнулся. И улыбка была другой — предвкушающей.
— Сукин ты сын!
Он пошевелил шеей, будто у него плечи затекли.
— Я не собираюсь бросать тебя на пол и овладевать тобой, если это тебя волнует.
— Что ты не собираешься сегодня это делать, я знаю.
Хорошо, что он не знает, что у меня есть оружие. Не знает, что в этом случае я могла бы его приятно удивить.
Он нахмурился:
— Делай, как я. Если что-то, что я делаю, тебе не понравится, обсудим потом.
— Никаких обсуждений. Ты тут же прекратишь.