Мы остановились. Мы просто не могли больше. Но Дмитриеву, казалось, эта гонка ничуть не утомила. Даже сигарету изо рта не вынула.
Женщина, не замедляя быстрой ходьбы, все говорила и говорила. Вконец запыхавшись, она тоже остановилась, не переставая говорить.
«Наверное, домой в отпуск пришел, а тут всю семью бомбой… И теперь он думает, что на улице найдет какую-то помощь — он же должен что-то как можно быстрее сделать для своих!»
«Не кричите так громко», — попросила Дмитриева.
«Но ведь отбоя еще не было», — возразила женщина. — «Вы думаете, кто-нибудь из бонз рискнет появиться на улице до отбоя?»
«Не останавливайтесь, идите дальше. Не то мы все опять попадем в самое пекло!» — сказала Дмитриева. Ее русский акцент стал как-то особенно отчетлив. Но женщина, казалось, этого не заметила.
«Не дадите ли сигарету?»
«Это моя последняя», — ответила Людмила.
«Оставьте мне немного покурить».
«Интересно, как отнесется Дмитриева к этой просьбе?» — подумал я. Она вынула окурок из мундштука и отдала женщине. «Докуривайте и идите в подвал или в бомбоубежище».
«А вы?» — спросила женщина.
«Наш дом только что разбомбило».
Женщина пристально посмотрела на нас, потом как-то нерешительно подняла правую руку и свернула в сторону.
«Разбомбило!» Тогда это слово было самым ходовым.
«У меня идея», — сказала Дмитриева. Порывшись в сумке, она вынула оттуда новую сигарету. Мы вошли в подъезд какого-то дома, и она вставила сигарету в мундштук.
«Сейчас я и сама не знаю, куда идти, но поблизости есть отель, куда я часто устраивала моих друзей. Если нам повезет, мы сможем провести там остаток ночи. А потом я зарегистрируюсь как пострадавшая от бомбежки, а вы, может быть, за это время сумеете связаться с Карлом Хотце или с Лоной».
«Но сначала нам нужно дождаться отбоя», — сказала мать.
Я не помню, сколько времени простояли мы в том подъезде. Наконец прозвучал отбой, и мы двинулись дальше.
Отель, о котором говорила Дмитриева, находился на Кантштрассе. Мы молили Бога только о том, чтобы его еще не разбомбило. Его не разбомбило! Мы позвонили. Все было тихо. Вдруг перед нами как из-под земли появились два солдата. Их называли «цепными псами», потому что они носили подвешенный на цепочке жетон.
«Вы здесь живете?» — спросил один из них.
«Нет, но хотели бы снять здесь номер», — сказала Дмитриева.
Солдат насторожился. «Вы иностранка?» — спросил он.
«Я уже двадцать три года живу в Германии, у меня немецкое гражданство. Наш дом примерно час назад разбомбило».
«Ваши документы!»
Кажется, мы попались. Меня охватила дрожь. Убежать? Или притвориться непонимающим простачком? А может, упасть, будто потерял сознание? Я взглянул на мать. Она незаметно покачала головой — стой на месте, спокойнее. Что это означало?