Думаю, сама мамаша Тойбер тоже подторговывала сексуальными услугами своих дочек. «Ведь надо же на что-то жить», — обычно говорила она. Речь ее была смесью восточнопрусского и берлинского диалектов. Мамаша Тойбер была груба, вульгарна и в то же время сердобольна — типичная содержательница борделя.
Она нравилась мне. Глаза ее за толстыми стеклами очков смотрели хитро и насмешливо. Никогда нельзя было понять, действительно ли она думает то, о чем говорит. Однако я всегда знал — сердце у нее было доброе. Моя мать ее с трудом выносила.
Лона Беге-Фауде-Фуркерт два с лишним часа проторчала в метро и явилась в квартиру мамаши Тойбер совершенно без сил. У нее дважды проверяли документы и содержимое ее большой сумки, да еще допытывались, почему у нее в сумке так много продуктов.
«Ну и что же ты им ответила?» — спросила мамаша Тойбер.
«Я сказала, что во время воздушного налета всегда беру с собой в подвал свои запасы. Ведь никогда не знаешь — уцелела ли твоя квартира и где потом добыть еду».
«А у тебя ничего не отобрали?»
«Неужели я похожа на торговку с черного рынка?»
Мы засмеялись, а мамаша Тойбер с жадным блеском в глазах поинтересовалась:
«Так что же у тебя там, в сумке?»
«Еда. Еда для обоих. На всю следующую неделю. А Карл, может, еще и овощи раздобудет», — сказала Лона.
«Ну конечно, на моем огороде тоже кое-что имеется», — кивнул, улыбаясь, Хотце.
«Так как же насчет деньжат?» Мамаша Тойбер снова уставилась на Хотце.
Было видно, что этот человек произвел на нее впечатление.
«Сначала мне надо поговорить с Розой с глазу на глаз», — сказала Лона, — «а потом и о деньжатах потолкуем. Где бы нам ненадолго уединиться?»
«Можете пойти в комнату Греты — в конце коридора налево. Я и собиралась разместить вас там».
Лона с матерью вышли из кухни. Мамаша Тойбер стала рыться в сумке Лоны.
«Вы не считаете, что рыться в чужой сумке не совсем прилично?» — язвительно осведомился Хотце.
«В конце концов должна же я знать, хватит ли мне этого», — ничуть не смутившись, ответила мамаша Тойбер.
«Вам — нет. Этого должно хватить двоим — матери и сыну», — засмеялся Хотце и погладил меня по голове.
«Думаю, и мне кое-что перепадет», — возразила мамаша Тойбер. — «Кофе! Настоящий кофе, свежесмолотый! Неужели меня не угостят хоть чашечкой? Наверняка это Фуркерт добыл. Только ему нужно быть осторожным, а то опять в кутузку попадет».
Она засмеялась своим хриплым смехом. Вернулись на кухню мать с Лоной, и Лона снова вышла с мамашей Тойбер. Обе женщины, видимо, обо всем договорились — через некоторое время мамаша Тойбер опять появилась на кухне и сказала матери: