Мы с матерью молча смотрели на него. Затем я просил:
«А почему вы о нас думаете?»
«Потому что твоя мама очень красива. А это не соответствует нашей расовой теории».
«Вы говорите серьезно или шутите?» — снова спросил я.
«Конечно, шучу», — ответил он.
«Чокнутый» приходил к нам постоянно, хотя мать всякий раз твердила ему, что это опасно. Он появлялся у нас с наступлением темноты, стараясь быть незамеченным, и приносил с собой бутылку вина. «Вам привет от моих родителей», — говорил он, передавая матери бутылку.
Они садились за стол. Мать пила с ним только из вежливости, а он все наливал и наливал себе, и, казалось, совсем не замечал, что уже много выпил.
Иногда они говорили о моем отце. Мать пыталась не выдавать своего волнения, когда речь заходила о нем, но я слышал, как дрожал ее голос, и боялся, что она опять начнет плакать.
«Я не знаю, какие условия в концентрационных лагерях, как там обходятся с заключенными, но говорят, что там просто ужасно».
«От кого вы это слышали?»
«Ходят слухи».
Мать испуганно посмотрела на меня — вдруг по неосторожности она сказала что-то лишнее?
«Это вполне может быть», — сказал «чокнутый».
«Ну вот», — подумал я. — «Наконец он может говорить о том, в чем что-то смыслит».
«Понимаете», — продолжал «чокнутый», — «не всегда можно правильно подобрать коменданта лагеря. Эти люди, конечно, истинные национал-социалисты, но иногда бывают довольно примитивными. Я знаю коменданта концлагеря Заксенхаузен. Это умный, трезво мыслящий человек с хорошими манерами. Настоящий представитель новой гвардии. Думаю, вам не следует беспокоиться. Если ваш супруг подобающим образом ведет себя, с ним не может случиться ничего плохого».
«Я хотела бы спросить вас еще кое о чем», — осторожно сказала мать. — «У моего мужа есть разрешение на эмиграцию в Шанхай. Оно пришло вскоре после его ареста. Я слышала, что евреи, у которых есть возможность эмигрировать, даже если они находятся в лагере, получают разрешение на выезд из страны и должны быть из лагеря выпущены. Это верно?»
Он покачал головой. «Насколько мне известно, с тех пор как началась война, это невозможно».
«Но ведь официальное разрешение получено», — не сдавалась мать. — «И ему теперь могут разрешить совершенно легально эмигрировать через Швецию и Россию».
«Об этом мне ничего неизвестно».
Внезапно он заговорил холодным, официальным тоном:
«Я работаю на Принц-Альберт-штрассе, и если бы все было так, как вы говорите, я бы это, конечно, знал».
«Друзья мужа уже уехали».
«Ну и что же? Добрались они до места?» — с циничной ухмылкой спросил он.