— Ты не все видел, Питер, — сказала у него за спиной Поттерсфилд. — Посмотри на траву перед статуей.
Сжав кулаки, Найт сошел с террасы в траву, так противно заскрипевшую под бумажными бахилами, словно кто-то царапал ногтем грифельную доску. Не доходя до статуи, он замер.
Пять пересекающихся колец, символ Олимпийских игр, были выведены краской-спреем на траве перед статуей.
Поверх олимпийских колец лег жирный крест, нарисованный кровью.
Где можно найти кладки монстров? Какое гнездо согревает яйца, пока не придет пора вылупиться? И что представляют собой ядовитые отбросы, которыми питают чудовищных птенцов, пока не вырастут?
Часто во время приступов головных болей, которые вспарывают мне мозг, как принесенные ураганом молнии и раскаты грома, я думаю над этими вопросами. И над многими другими.
Читая эти строки, вы, возможно, задаетесь собственными вопросами, — например, кто я?
Мое настоящее имя не имеет значения. Для удобства повествования можете называть меня Кронос. В старом-престаром греческом мифе Кронос был самым могущественным из титанов, пожирателем вселенных и всесильным повелителем времени.
Вы решили, что я бог?
Не смешите меня. Подобным высокомерием только судьбу искушать. А я никогда не был повинен в этом коварном грехе.
Нет, я всего лишь редкий индивидуум, из тех, что появляются на Земле один или два раза в поколение. Иначе как вы объясните тот факт, что задолго до начала бурь, бушующих в моей голове, ненависть стала моим первым воспоминанием, а желание убивать — первым побуждением?
Где-то на втором году жизни я узнал ненависть так близко, словно мы были родственными душами, вброшенными в тельце младенца откуда-то из пустоты. Некоторое время я не разделял себя и ее, не ощущая ничего, кроме нестерпимого отвращения к пищащему комку в коробке с тряпками, брошенной на пол в углу.
Затем настал день, когда я, побуждаемый инстинктом, научился выползать из коробки, и благодаря движению и свободе скоро понял, что я нечто большее, чем ненависть; что я человек в своей телесной оболочке, что я целыми днями голодаю и хочу пить, что мне холодно, я гол, меня надолго оставляют одного, редко моют и редко берут на руки большие монстры, которые ходят вокруг. Будто для них я какой-то пришелец из космоса. Именно тогда мне в голову пришла первая четкая мысль: я захотел их всех убить.
Эта непреодолимая тяга к убийству жила во мне задолго до того, как я узнал, что мои родители — наркоманы, проторчавшие последние мозги, неспособные воспитать высшее существо вроде меня.
Когда мне было четыре года, я воткнул кухонный нож в бедро моей матери, лежавшей в отключке. Вскоре после этого в трущобы, где мы жили, пришла женщина, забрала меня насовсем и поместила в дом с брошенными маленькими монстрами, полными ненависти и недоверия ко всем, кроме самих себя.