Листравой наблюдал за метелью. Ему представлялось, что это дым паровоза превращается в холодную пыль, и она белым маревом расстилается вдоль железной дороги, скрывая горизонт.
Эшелон мчался на запад. Мутные вихри набрасывались на вагоны, сотрясали подвижные двери, снег "попадал в трубы теплушек. Холод заставлял людей жаться к печкам.
— Вот тебе и зима! — воскликнул Пацко, подходя к розовой от тепла трубе чугунной печки. — Завертело, засвистело хуже, чем в Сибири. Достанется машинисту. И нам лопаты не миновать.
— Как бы немцы не вырвались, — озабоченно сказал Хохлов, будто это зависело от жильцов вагона. — Из Демянского котла-то…
— Немцы?
Пацко даже отодвинулся от печки, пожелал:
— К этой метели да морозца градусов под сорок. Фриц-то, он к холоду чувствителен…
— А ты знаешь? — спросил Хохлов, прищурившись и поглаживая конопатую скулу. — Врешь ведь.
— Южные люди такие, кого хошь спроси, — отозвался товарищ и без всякого перехода серьезно сказал: — Ей-ей, закопаемся на перегоне, занесет нас до крыши.
— Не упустили бы немцез, — опять заговорил о своем Хохлов, пытаясь в тусклом свете от печки читать газету. — Целую армию прихлопнуть бы. Настоящий «хайль» получился бы и «Гитлер капут».
— Бы да бы, — Пацко вновь подошел к горячей трубе. — Нас занесет, немцев выпустят.
Яснее других понимал неизбежность остановки Листравой. Хоть и огорчил его начальник политотдела, машинист впотьмах разрывал проволоку на связках лопат, выставлял их к двери. Покончив с этим, он переобулся в валенки, достал меховые рукавицы, сел у печки, готовый к действию.
Поезд, однако, двигался. Шел рывками, то убыстряя, то сокращая ход. Листравой словно наяву видел, как паровоз разбивает грудью сугробы. Каждый толчок Листравой переживал так, будто сам вел состав. Когда эшелон остановился, Александр Федорович тяжело вздохнул, открыл дверь теплушки.
Было сумеречно. Вихрился снег, натруженно гудели провода, дугой гнулись голые деревца на привокзальной площади. Чуть приметно желтели окна поселка, уныло вызванивал станционный колокол, раскачиваемый ветром. Листравой спрыгнул и утонул почти по пояс в снегу. Вдали у паровоза, на стрелках, чернели фигуры людей, взмахивающих лопатами.
К машинисту подбежал Краснов. На рукаве у него краснела повязка дежурного по эшелону. Прикрывая лицо рукавом, прокричал:
— Готовь лопаты, товарищ кладовщик! Будем коллективно бороться со стихией!
— Без тебя знаю, стихия.
— Поговори мне! — уже на ходу пригрозил дежурный, убегая дальше, в конец состава.
— Выходи строиться! Выходи строиться!
Из вагонов выскакивали нахохлившиеся люди, жались друг к другу. Новая команда свела их в ряды, и у вагонов-кладовых образовались длинные очереди.