Итак, после боев на Ивановском пятачке нас вывели в тыл, и началась подготовка к прорыву блокады Ленинграда. Готовились очень серьезно. С октября по самый январь. Учения были максимально приближены к боевым условиям, 7 января вся дивизия выезжала в Кавголово на полигон, было учение, в котором принимали участие все три полка со всеми службами. Там был Говоров, начальник артиллерии Одинцов и сам Ворошилов. Наш полк два раза прогнали. Была даже настоящая артподготовка, потому что пополнение было необстрелянное, молодые ребята из Сибири, которые еще не участвовали в боях. К месту прорыва блокады, на Неву, мы выехали вместе с командиром взвода связи Молчановым Иваном Ивановичем раньше, чем все остальные. Там были построены типа землянок, и мы подводили связь к батальонам на исходные позиции для атаки. И наблюдали за немецкой стороной — как они свой берег заливали водой. Нева там широкая была! Уже в ночь на двенадцатое подтянулись все наши батальоны. Оборонял этот рубеж отряд под командованием полковника Соколова. Они оборону держали там. В первую же ночь мы легли спать, потому что устали, конечно. Вдруг стук, и сам полковник Соколов появляется. Говорит: «Что вы пост-то не выставляете?» Молчанов в ответ: «А мы чего, у вас же посты есть!» — «А были случаи, что немецкая разведка сюда прорывалась». Стали и мы тогда выставлять посты. А в ночь на двенадцатое пришли уже наши батальоны, заняли позиции, и утром началась артподготовка.
Очень серьезная артподготовка была, более двух часов. Мы были на берегу, я была на КП полка вместе с командиром взвода нашего. Сидели в большом напряжении, мы правофланговые, к 8-й ГРЭС шли, левее шла 136-я дивизия Симоняка с оркестром. За пять минут до конца артподготовки нужно было давать команду к атаке на спуск к Неве. Большое нервное напряжение у бойцов. Наши батальоны раньше выскочили на Неву. И перед самым берегом они залегли. Там есть водозаборное здание, и внизу окна. Даже наш командир дивизии вел наблюдение целый месяц до наступления, засекал огневые точки. С ним были топографы. А точки, которые у немцев были в этом здании, ни разу за этот месяц не говорили. Наши полки понесли на льду Невы большие потери, потому что эти огневые точки были не подавлены. Перед самым берегом они залегли. На правом фланге нашей дивизии шла штурмовая рота, в броне. Они как раз попали под этот пулемет и все полегли.
И тут огневой вал дали «катюши». По всему фронту били только «катюши». После этого наши пошли на штурм укреплений на берегу. Мы пошли вперед уже минут через двадцать, так как прибежали разведчики и сказали, что там все нормально, идет бой. Мы подошли к этому берегу, а он высокий, обледеневший, и проволока везде. Полезли туда, впереди командир полка, он здоровый был. Он с адъютантом быстро перелез. А у меня телефонный аппарат, коммутатор — катушку командир взвода Осипов нес, — и я повисла на рукавицах на проволоке. И вот Жуков меня за руки втащив туда наверх, и в окопы. Там в окопах и наши, и немцы вперемешку — трупы. Минут двадцать искали, куда приткнуться, и потом Жуков нашел — немецкая землянка большая, она даже сейчас под погреб для картошки используется. Большая, с двумя отделениями, нары, карты, перины. Мы все это выбросили, я установила аппаратуру. Наши связисты уже протянули связь, и я подключила всех: батальоны, роту автоматчиков, артиллеристов. Командир полка говорит: «Давай мне всех». Я всех подключила параллельно, они все доложили, что и как. Кукареко доложил, что он уже далеко, ведет бой.