Ирина, встав из-за стола, включила над постелью бра. Остальной свет погасила, создав интимный полумрак. Затем подошла к прикроватной тумбе, на которой стоял непривычно маленький (не более дипломата) импортный кассетный магнитофон. Тишину разорвала стремительная, но в тоже время мелодичная композиция. "Deep purple in rock" очаровывал, манил, зажигал, призывал отдаться танцу, увлекал в головокружительный водоворот плотских наслаждений. Партнерша уже не скрывала нахлынувшего желания, тяжело дыша, прижималась к юноше всем телом. И он откликнулся на зов. Руки нырнули под халат, сильно сжали плечи, пробежали по спине, талии, ягодицам. "Танец" продолжили в постели. Сергей дрожащими пальцами ловил непослушные пуговицы халата. Шелк, не выдержав молодецкого напора, беспомощно затрещал, открывая ненасытному взору молочно-белую мягкую грудь с немного впавшими розовыми сосками. Юноша припал к ним жаждущими губами. Ирина, откинув голову назад и прикрыв глаза, тихонько застонала. Соски тоже откликнулись на ласку, налились, покраснели. Сергей ощущал на языке маленькие мягкие волосики, доводившие его до безумия. Руки, не зная преград, утонули в горячем, жаждущем любви лоне...
За окном серело. Понемногу вползал в комнату поздний зимний рассвет. Открыв глаза, Сергей тупо уставился на все еще горящее бра. Во рту пересохло, сердце колотилось в бешеном темпе. "Как после о-перехода", - явилась совершенно чуждая и непонятная мысль. Но удивляться не было сил.
"Где я? Что со мной?" - С трудом повернув голову, увидел лежащую рядом Ирину.
Сейчас было заметно, что она намного старше, чем казалось вчера. У корней крашеных волос кое-где проступала седина. Макияж, сливаясь с естественной синевой, оттенял мешки под глазами. С размазанным по губам кровавым пятном помады она походила на упившегося кровью вампира. А может, так оно и было? Высосала часть юности. Насильно раскрыла не принадлежащий ей бутон. Сергей, пошатываясь, сел в постели. В комнате стоял тяжелый дух перегара и грязного белья. Одна за одной накатывали волны темноты. Проклиная себя и свою глупость, натянул разорванные трусы, мятые спортивные брюки, футболку и, прижимая ко рту свитер, выбрался из распроклятого двести восемнадцатого.
Прямо в коридоре его стошнило.
Да, воистину непредсказуемы и мало управляемы наши влечения.
Страсть...
* * *
Будь ты трижды проклята, чужая земля!
Мир, рожденный жестоким красным солнцем, несущим кровавые рассветы и гнетущие закаты. Мир непривычных запахов и неведомых троп, враждебных лесов и долин.
Здесь везде подстерегает беда, лишения и смерть. Ночью изводят сырость и холод, а днем зной и жажда. Но хуже всего от-вратительный липкий голод, высасывающий последние силы, заставляющий дрожать лапы и мутиться разум.