Директор музея кивнула.
– Показывайте. Хоть посмотрю, за что богатый народ дерется на торгах.
Следователь улыбнулся и подмигнул мне.
Директор музея вытянула из кучи одну картину в раме, подняла (картина явно была нетяжелой хотя бы из-за размера) и продемонстрировала нам.
На ней были изображены какие-то неизвестные мне мужики, склонившиеся над столом. На столе был разложен план.
– Еще есть? – спросил следователь, которого картина явно не впечатлила.
Директор музея отобрала несколько картин из кучи и поставила у стены отдельно. Сама скрестила руки на груди. Я присела на корточки, Пашка направил камеру на первое полотно и вдруг сказал:
– Юля, вот там внизу, посмотри. В правом углу. Или лучше в камеру.
Все повернулись к Пашке. Директор музея резко развернулась к картине, фактически прыгнула к ней, присела на корточки, потом подняла картину, поднесла к свету – и чуть не лишилась чувств. Картину вовремя подхватил Андрюша, и мы с ним и с дежурным следователем уставились в правый нижний угол.
Потом к нам подскочила Люба.
– И что тут делали с картиной? – вкрадчиво спросил у нее следователь.
– А… Э… Да… – мычала Люба и хлопала глазами, потом выдала: – И когда же он успел? И где краски?
Она стала осматривать пол.
– Кто-нибудь объяснит, что тут произошло? – спросил следователь. – Паша!
– Краска другая.
До меня наконец дошло, что тут делали с картиной (или картинами?) Ярослава Морозова. Сотрудники органов не знали, что находится (или может находиться) под слоем краски. Но некто (или несколько человек) не хотели привлекать излишнее внимание к картинам. Или просто им было жалко полностью уничтожать полотно. Ведь люди, которые «поработали» в музее, вполне могли иметь отношение к искусству и не хотели допускать варварства, которое совершили медсестра Елена Свешникова, американка Кейт Боланд и Алевтина Николаевна Леговских.
И ведь если бы полотна в музейном хранилище были полностью испорчены, это могло бы быстро привлечь внимание. Я не представляла, как часто тут проводится инвентаризация, насколько она тщательная и дотошная… Но одно дело – покрыть краской обнаженные для проверки холста места и совсем другое – смыть краску полностью. Когда бы кто-то заметил, что краску обновляли в нескольких местах? И ведь сделано-то все было аккуратно!
Если бы Люба не поймала Игоря, то, вероятно, еще много лет. Если бы вообще когда-то обратили на это внимание. Станут ли у нас еще когда-то выставлять полотна Ярослава Морозова в музеях? Может, их со временем вообще спишут в утиль или вынесут на помойку… Или продадут по дешевке иностранцам на каком-нибудь блошином рынке.