– Не томите.
– Вас следовало приглашать на торги именно советской живописью, а если конкретно – то на Ярослава Морозова. Если вдруг мы будем выставлять его отдельно от других советских художников…
– У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? – спросила я.
– Вы уже знаете биографию Ярослава Морозова? – ответил вопросом на вопрос Александр Георгиевич.
Я кивнула.
– Вот вам его кардинальное отличие от других советских художников, которые были выставлены на торги.
– Умерший коллекционер мог приобрести его картины… незаконным путем?
– Мог. И не только его. И, скорее всего, именно так и было. Но я не могу сказать ничего конкретного. Я просто не знаю. Думать вам. И искать вам, – Александр Георгиевич улыбнулся. – Возможно, именно этого и хотел усопший. Он же вас заинтриговал?
Перед тем как откланяться, я спросила, нет ли у Александра Георгиевича координат некой Алевтины Николаевны, купившей одну из картин Ярослава Морозова и появлявшейся на аукционе в сопровождении телохранителей. Ведь вроде бы участники аукциона должны вносить какой-то взнос? Он же не анонимно вносится?
Александр Георгиевич пощелкал мышкой и сказал, что может сообщить мне только телефон для связи и фамилию дамы. Этого мне было достаточно.
Мы распрощались, обменявшись личными номерами мобильных телефонов. Мало ли когда сможем быть друг другу полезны…
Выйдя из Аукционного дома «Александр», я набрала номер мобильного Вальтера Кюнцеля, который мне продиктовал Артур Рубенович Галустьян. Аппарат был выключен или находился вне зоны действия Сети. Я набрала номер квартиры, которую снимал немец. Трубку никто не снял.
Я предложила Пашке съездить к соседям немца. Адрес по номеру телефона нам сейчас быстренько «пробьют» в холдинге.
– Как скажешь, – пожал плечами Пашка и предложил для начала съездить к соседям убитой Елены Свешниковой. А ну как родственники из Америки на похороны пожаловали? Или драку устраивать за бедняцкую однокомнатную квартирку?
Я позвонила в холдинг, Виктория Семеновна одобрила наш план действий, минут через десять мы уже знали адрес немца, но начали с Елены Георгиевны.
Дверь ее квартиры, с которой были сняты печати, открыла ухоженная женщина, возраст которой мне было трудно определить. Вероятно, она делала пластическую операцию, но почему-то подтягивала кожу только на лице, а на шее, которая и выдает возраст женщины… Хотя шею можно прикрывать шарфиками.
Я представилась. Женщина пригласила нас с Пашкой в квартиру и сказала, что она – сестра Елены и приехала, чтобы похоронить ее по-человечески и решить кое-какие другие вопросы.