Даньелл, не веря своим ушам, уставилась на девушку, затем на другую женщину. Она повторила то, что только что услышала.
— Тебе приснилось, что ты была в машине, когда рядом с вами разбился самолет?
— Да. И обломок самолета ударил меня сюда. — Девушка указала на свой висок.
Даньелл посмотрела на свою двойняшку, совершенно игнорируя девушку-подростка.
— Это правда? Мне приснился этот несчастный случай, когда я была маленькой?
Двойняшка кивнула:
— Вот почему я говорила, что тебе следовало всех их расспросить.
— Мне приснился тот несчастный случай?
— Вплоть до мельчайшей детали.
* * *
То, что другие рассказали Даньелл, в конце концов заставило ее разрыдаться. Посреди разговора с кем-то из них она уронила голову на грудь и начала плакать. Как много собственных воспоминаний она позабыла! Удивительные, прекрасные воспоминания: сны, страхи, надежды. У нее было такое чувство, что она забыла все интересное и важное.
— Как такое могло случиться? Как могла я забыть так много из своей жизни? — Этот вопрос она задала двадцатипятилетней версии самой себя. Испытывая неловкость из-за этого вопроса и ноток мольбы в голосе Даньелл, другая женщина сочувственно на нее посмотрела и отошла в сторону.
Даньелл повернулась к стоявшей рядом двойняшке и снова спросила:
— Как могли мы столь многое забыть?
— Вопрос не в том — как; вопрос в том — почему, — ответила женщина.
— Ну хорошо, тогда почему?
— «Ти красивия».
— Что?
— «Ти красивия». Это ты помнишь?
— Нет.
— Это по-русски. По-русски это означает «ты красивая».
Даньелл утерла с лица слезы.
— Ти что?
Ее двойняшка медленно повторила эту фразу, словно она была учительницей, добивавшейся полностью правильного произношения.
— «Ти красивия».
— Нет, я этого не помню.
Двенадцатилетняя девочка все это время следовала за ней по пятам. Сейчас она сказала:
— Так говорит мистер Малоземов. Он говорит так иногда, когда я прихожу к нему в лавку за жвачкой или чем-нибудь еще.
Это пробудило для Даньелл новый поток воспоминаний о ее жизни в двенадцать лет. О том, как она ходила в кондитерскую лавку, принадлежавшую мистеру Малоземову, худощавому русскому, казалось, всегда стоявшему у входа с сигаретой. Иногда он говорил с детьми по-русски, потому что это заставляло их смеяться. Он любил и жалел Даньелл. Он слышал, что ее родители очень строги и религиозны, кроме того, у нее было мало друзей. Так что как-то раз он сказал по-русски невзрачной девчонке, что она красивая. Когда он по ее просьбе перевел эту фразу, она покраснела. В следующий раз, придя в лавку, она застенчиво попросила его записать для нее эту фразу. С тех пор он иногда повторял ее, когда она приходила, но только если она была одна, потому что не хотел ее смущать. За всю жизнь Даньелл он был единственным человеком, когда-либо говорившим, что она красивая. Но, как это часто бывает, она давным-давно забыла о мистере Малоземове и о его добром поступке.