А потом он все-таки вернулся к кораблю.
Напряженный даже в состоянии покоя корпус "Волопаса" одиноко торчал в фиолетовой пустыне. Его длинная тень перекрещивалась с тенью корявого дерева, росшего неподалеку. Это оказалось первое дерево вне оазиса, вне леса, которое видел Гуров. В нем было что-то странное. Тогда, в момент гибели Аверьянова, Гурову было, конечно, не до местной флоры, а теперь он смотрел и смотрел, пока не сообразил, что дерево непривычной породы. Не лимоннолиственный ананасик, а что-то вроде… дуба. Узорчатая от трещин кора, основательная кряжистость осанки, медного цвета листья… Повинуясь неизъяснимой благодарности за то, что видит дерево, столь похожее на земное, Гуров погладил его ствол. И тут же отпрянул, искривив рот. Рука прошла сквозь ствол. То был оптический обман. Мираж-дерево. Хорошо сконструированный мираж. Это лжедерево… оно дитя этой планеты. Их могилы. Лжедерево на настоящей могиле. Отмахнувшись от шелеста рыжих листьев, Гуров забрался в корабль.
Когда он вышел оттуда, он был другим человеком. Да, одиночество само по себе жестокий и сильный воин. Но он становится вдвое непобедим и коварен в союзе с безнадежностью. Вооруженное этим мечом одиночество подступило к Гурову.
Наступив на тень дуба, а потом, сжав зубы, пройдя сквозь дуб, Гуров побрел прочь от "Волопаса". Он нес на плече что-то вроде узла все, что осталось от личных вещей его, Аверьянова и Лапушкина, несколько упаковок с едой. Это был не тяжелый груз. Куда тяжелее груз сознания: нет больше ни радиомаяка, ни корабля-разведчика. Если бы они не сели на эту смертоносную планетку, они все равно погибли бы: на корабле произошел взрыв. Гуров не стал копаться в системах, доискиваясь до причин. Кому это теперь нужно? Он решил покориться судьбе. Смотри-ка, сколько старых, полузабытых слов и понятий обновил он для себя за то недолгое время, что пробыл на молчаливой планете. Он узнал цену словам: "отчаяние", "жизнь", "надежда". Теперь вот "судьба". Но неужели кем-то где-то было предопределено, что его, Гурова, прошедшего по служебной лестнице, ставшего в тридцать с небольшим командиром взвода разведки, имеющего блестящие перспективы, - что его настигнут безвестность, безысходность, неопределенность в глубине космоса, на жалкой планетке, подобных которой он будто бы видел-перевидел! Раньше-то Мирослав Гуров и знать не знал, что такое страх. Ведь при самом опасном шаге его всегда оберегали товарищи, за каждым движением следили с "Волопаса", за "Волопасом" - с эскадренного вожатого, за вожатым - из Управления косморазведки… И в любом районе космоса, считал он, не опаснее, чем на Земле. А если где-то что-то случалось, то не с ним же, не с его "Волопасом", не с его экипажем. Все было предусмотрено, безупречно отработано, выверено - главное, точно выполнить приказ, Инструкцию - и успех тебе гарантирован.