— Да заходите же скорей, — начала она, приближаясь к Карлу. От нее несло перегаром, впрочем, вполне благородного происхождения: Карл определил, что это было солодовое виски. Знаток, вероятно, назвал бы даже год и прочие подробности — густой запах вполне это позволял.
Повиснув на руке у гостя, Кассандра повела его в ту часть бельэтажа, которую, понизив голос, назвала «my room».[11]
Там Карл был усажен в кресло, очень близко придвинутое к ее собственному, так что его лицо оказалось прямо напротив ее набрякших век и отвислой груди. Историческое событие!
Но такой интерес к гостю сохранялся лишь до тех пор, пока он не объявил ей, какое дело его сюда привело.
— Вы хотели узнать что-то о Кимми? — Она прижала руку к груди, что должно было означать: либо ты сейчас же уйдешь, либо я больше не выдержу.
Но в нем заговорило мужицкое упрямство ютландского крестьянина.
— Я пришел, потому что наслышан о благородных манерах, принятых в этом доме. Что здесь всегда встретишь любезный прием, по какому бы делу ни пришел.
Однако лесть не возымела действия. Тогда Карл взял со стола графин и наполнил бокал Кассандры, надеясь, что хоть это ее смягчит.
— А что, девчонка еще жива? — спросила хозяйка без малейшего намека на сочувствие.
— Да. Проживает на улицах Копенгагена. У меня есть ее фотография, хотите посмотреть?
Она зажмурилась и отвернулась, будто он сунул ей под нос собачье дерьмо.
Господи! Только этого ей не хватало для полного счастья!
— Не могли бы вы мне рассказать, что подумали вы и ваш муж в восемьдесят седьмом году, узнав, что Кимми и ее друзья попали под подозрение в уголовном деле?
Она снова прижала руку к груди, но на этот раз, кажется, стараясь собраться с мыслями. Затем выражение ее лица изменилось: здравый смысл вступил во взаимодействие с виски.
— Знаете что, мой друг, честно говоря, мы были тогда не очень-то в курсе. Понимаете, мы много путешествовали. — Она повернулась к нему лицом и постаралась сориентироваться в обстановке. — Как говорится, путешествия — это эликсир жизни. Мы с мужем нашли множество замечательных друзей. Наш мир — дивное место. Как по-вашему, господин…
— Мёрк. Карл Мёрк. — Он слегка поклонился. Такую черствость найдешь, пожалуй, разве что в сказках братьев Гримм! — Да, вы, наверное, правы.
Ей незачем знать, что, кроме единственной туристической поездки на автобусе на Коста-Брава, где Вигга общалась с местными художниками, а Карл жарился на пляже с пенсионерами, он никогда особо не отдалялся от Копенгагена.
— Вы думаете, были какие-то основания подозревать Кимми? — спросил он.