А в скором времени Кристиан начал систематически наведываться к ней. Он перестал обращать внимание и на Бьярне, и на прочих. Ему нужно было только овладеть ею, остальное его не трогало.
Бьярне изменился: стал каким-то несобранным, перестал отвечать на ласки Кимми, как бывало прежде, а в ее свободные дни часто пропадал из дома. Стал сорить деньгами, которые у него неизвестно откуда появились. Разговаривал по телефону, когда думал, что она спит.
Кристиан же обхаживал ее, где бы ни встретил. В зоомагазине «Наутилус», по пути на работу и обратно, дома у Бьярне, как только другие давали ему такую возможность и никто не мешал.
Кимми же насмехалась над ним — над его зависимостью и выпадением из реальности.
Скоро она заметила, что в нем нарастает ярость. Он стал смотреть на нее с такой злостью, что, казалось, готов был пронзить взглядом.
Но Кимми не боялась его. Что он может сделать с ней такое, чего бы она не испытала уже много раз?
В конце концов это произошло в марте, когда в ночном небе над Данией была ясно видна комета Хиакутаки. Торстен дал Бьярне телескоп, а Дитлев предоставил в его распоряжение яхту. Все было подстроено так, чтобы он засел там с запасом пива и наслаждался величественным зрелищем, а Кристиан, Дитлев, Торстен и Ульрик тем временем могли беспрепятственно проникнуть в его квартиру.
Кимми так и не узнала, откуда они раздобыли ключ. Они явились к ней неожиданно — со зрачками размером с булавочную головку и покрасневшими от героина ноздрями. Ни слова не говоря, они набросились на нее, прижали к стене и сорвали платье.
Она не произнесла ни слова. Ибо знала, что крики жертвы еще больше распаляют их — ведь ей не раз случалось это наблюдать. Все в группе ненавидели нытье, в том числе и сама Кимми.
Они швырнули ее на журнальный столик, даже не освободив его от разных мелочей, и принялись насиловать. Ульрик уселся ей на живот и огромными ручищами развел колени. Сначала она пыталась молотить его по спине, но сквозь наркотический дурман и слой жира ее удары до него не доходили. Да и какой толк было сопротивляться? Она знала, что Ульрику это даже нравится. Избиение, издевательство, насилие — все, что только могло служить вызовом общепринятой морали. Для Ульрика не существовало никаких запретов, он испробовал решительно все. Одного он не мог добиться — чтобы возбуждение являлось, как у других, по первому зову.
Кристиан же подошел и трахал ее, доказывая свою власть, пока глаза у него не побелели и на губах не появилась самодовольная улыбка. Дитлев стал вторым и, моментально закончив, впал в свою обычную судорожную трясучку. Затем к делу приступил Торстен.