— Извини, Антон, мне стало скучно.
— Прикалываешься? — не поверил тот.
— Нет. Просто не люблю пустого времяпрепровождения.
Антон повторной попытки приобщить Аэлиту к своей компании не сделал. А Нина Филипповна не придала событию особого значения, полагая, что девочка просто стесняется своей провинциальности. Поскольку допустить мысль о том, что ее единственный ненаглядный сыночек кому-то неинтересен, мама просто не могла. На чем и успокоилась.
Но ядовитые реплики подруги заставили Нину Филипповну взглянуть на ситуацию заново, со стороны. И… строго осудить себя.
В самом деле, она поневоле в какой-то степени заменяла Аэлите мать. И в любом случае должна была подумать о том, чтобы девочке в ее доме было уютно. Да, крыша над головой, сыта, поступила в институт. Одета-обута, но так, как если бы была детдомовкой. На свои почтальонские копейки — во что попало.
«Дочери у меня не было, — продолжала мысленно укорять себя Нина Филипповна. — А как сама была девчонкой — забыла. Конечно, Аля не заикнется о том, что чувствует себя бедной родственницей. Слишком гордая. Могу себе представить, каково ей было в компании Антона!»
Будучи человеком действительно трезвым, она, впрочем, недолго предавалась самобичеванию. Виновата — значит, нужно исправлять свои ошибки. И первым делом поговорить с девочкой откровенно, именно как с дочерью.
Сказано — сделано, и на следующий день Нина Филипповна постаралась посмотреть на Алю глазами приятельницы. Прическа «лошадиный хвост», давно немодная, волосы тусклые. Мордашка бледная, даже бесцветная какая-то, невыразительная. Фигура — почти мальчишеская, особенно в этой излюбленной ее «униформе»: джинсы и старая мужская рубашка. Н-да, права приятельница.
— Аля, а тебе не приходило в голову, что можно одеваться как-то по-другому?
— Зачем? Мне так удобно.
— Но тебе же девятнадцать! Неужели не хочется быть понаряднее?
— Зачем?
— Ну, чтобы нравиться… молодым людям. Да просто чтобы быть интересной!
— Нина Филипповна, я же дурнушка. Как у нас говорят, ни рожи, ни кожи. Отец, когда был жив, все твердил: с твоим-то портретом, Алька, только киномехаником работать, чтобы никто в темноте не видел.
— Ну, знаешь ли! — слегка вспылила Нина Филипповна, забыв и о ядовитых репликах приятельницы, и о необходимости «эстетической целостности дома». В ней заговорила просто женская солидарность. — Конечно, ты не красавица с конфетной коробки. Но ведь и от одежды многое зависит. Посмотри на красоток по телевизору: если с них смыть грим и одеть так, как ты одеваешься…
— Понимаю, без слез не взглянешь. Вот и я о том же. По телевизору выступать не собираюсь, а дома и в институте — и так нормально.