Дальше он знал.
Открылась дверь, впустив Августу и седоватого худого старика с белесой щетиной на лице.
- А это ваш спаситель, - сказал ему Куликов.
Старик засеменил к Петельникову:
- Спасибо, сынок! Я ведь про тебя давно знаю. От этих бандитов. Ты ночью приходил, они тебя и заприметили. Испугались. Вот племянничек и пошел охотиться на тебя. А бутылочку мою они прозевали. Я-то и не надеялся. Издевались, поганые, только что не били…
Вадим смутился, увидев слезы в голубовато-прозрачных, как у Августы, глазах. И окончательно покраснел, когда Григорий Фомич обнял его.
- Капитан, какая нужна помощь? - спросил Куликов.
За окном уже стоял яркий день. Жара сочилась сквозь стекла, как горячий сироп. Фиолетовое марево оплавляло горы.
Вадим потер лоб:
- Мне вот что нужно: выспаться и билеты на завтрашний самолет. К матери поеду.
- Тогда едем в гостиницу, - предложил Куликов.
- Какая гостиница!? - высоким голосом почти крикнул Григорий
Фомич. - Да моя хата лучше всякой гостиницы. Сначала отобедаем, а потом уж спать…
- Спать только в беседке, - согласился Петельников.
Начальник отделения пожал ему руку, пообещав заехать вечером
и увезти его к себе в гости - только при этом условии будут авиабилеты.
Вадим осоловело уселся в кресло. На столе уютно жужжал вентилятор, ворочая лобастой головой в белом ореоле. Там же, на столе, встал электрический самовар и появились тарелки с «украинской» колбасой, помидорами, местным ноздреватым хлебом…
Августа замерла перед оперуполномоченным, держа в руке белое полотенце.
- А вот вы меня не поцеловали, - сонно поделился он.
Она подошла ближе, вплотную. Запах терпкого винограда, который зрел на их участке, наплыл вместе с ней.
Августа пригнулась, и ее губы прохладно легли на щеку капитана в том месте, где Григорий Фомич колол его щетиной.
С морем он так и не успел попрощаться.
Юрий Воложанин
ПОВЕСТЬ
ТЫСЯЧА девятьсот тридцатый год. На улице искрилось солнцем лето, а в кабинете у меня стоял холодный полумрак. Единственное окно кабинета выходило в темный двор, куда солнце, как в глубокий колодец, попадало, только будучи в зените. Сейчас утро, и блики солнечных лучей играют на влажной от прошедшего дождя крыше противоположного крыла здания и на листьях единственного, бог весть как попавшего во двор, высокого, стройного тополя. Настроение у меня превосходное, соответственно погоде. Но тут я вспоминаю, что к десяти утра меня вызывает начальник милиции, и начинаю терзаться в догадках.
К десяти я поднялся на второй этаж и по длинному темному коридору направился к приемной. В приемной, кроме секретарши, сидела какая-то белокурая девушка в легкой кожаной куртке. Она, как только я появился на пороге, оглядела меня с ног до головы большими серыми глазами и, вероятно, не найдя во мне ничего интересного, отвернулась к окну. Я поздоровался и кивнул на дверь: