— А вот и неправда, Рассел.
— Холмс, вы невыносимы. Если я вас раздражаю, вам достаточно притормозить и дать мне возможность спрыгнуть.
— Ах, Рассел, Рассел…
— Черт побери, Холмс, неужели, если бы меня мучил какой-то вопрос, я не задал бы его, как только вас обнаружил?
— Да, вы уже собрались с духом, но обстановка не сложилась, момент не выпал, инерция пронесла…
— И что это за вопрос? — выпалила я, со злостью буравя глазами своего друга.
— Полагаю, вы хотите, чтобы я на вас женился.
Я чуть не свалилась на мостовую.
— Холмс! Да как вы… Да что вы себе…
Люк в крыше хэнсома приоткрылся, и промеж вожжей на нас уставились четыре глаза, освещенных слабым светом повозки и уличных фонарей. Одна пара глаз сверкает из-под котелка, другая увенчана пестрой неразберихой искусственных цветов. Рты нараспашку, как будто не в состоянии пережевать нелепый диалог двух странных существ мужского пола.
Холмс одарил пассажиров чарующей улыбкой и приподнял шляпу.
— Слушаю вас внимательно, сэр! — заверил он обладателя котелка, сползая в густой акцент кокни.
— Не могли бы вы пояснить смысл вашего высказывания, невольно подслушанного мною и моей супругой? — Голос пассажира дышал недоумением; в нем слышались нотки оскорбленной невинности.
Холмс рассмеялся.
— Да, да, сэр, понимаю ваше недоумение. Звучит занятно, занятно. Любители мы. Клуб у нас такой. Кружок драматический. Вот, пьесу репетируем. Ибсен, слышали? Извините, что обеспокоили, сэр.
Четыре глаза, казалось, не желали верить ни Холмсу, ни Ибсену, однако крышка люка медленно опустилась и погребла их под собою. Холмс продолжил свой дурацкий смех, я нерешительно присоединилась к его деланному веселью.
Отхохотавшись, Холмс сменил тему.
— Итак, Рассел, этот добрый господин и его милая жена следуют к номеру семнадцать по Глэдстон-террас. Напрягите память и подскажите вашему покорному слуге, где это обиталище находится.
Тренировка на местности. Я напрягла память, представила себе карту города.
— Еще девять улиц, а потом налево.
— Десять. Вы, конечно же, забыли Холикоум, Рассел.
— Прошу прощения. Незнакомая местность.
— Да что вы говорите! — поджал губы Холмс. Его внезапно проявляющаяся викторианская чопорность иногда заставала меня врасплох.
Холмс свернул в какой-то боковой проезд и остановил экипаж. Пассажиры выпрыгнули из хэнсома, как будто за ними гнались разбойники, и, не дожидаясь сдачи, скрылись в темном доме. Холмс выкрикнул свое «спасибо» в сторону захлопнувшейся двери. Кирпич кладки и оконные стекла презрительно отбросили его благодарность и рассеяли ее в ночи.