Ванная комната моментально наполнилась розовым туманом. Юрий Петрович прижался к прохладному кафелю и стал наблюдать непонятное…
…Лейтенант НКВД Петров задыхался от ужаса близкой смерти. Ненасытная боль медленно заглатывала тело, и когда влажное удушье окончательно сплющило легкие, и последний вздох стал невозможен, смерть занавесила глаза кровавой пеленой. Иван Владимирович готов был издать последний вопль отчаяния, но в этот момент уверенная рука сдернула с его головы окровавленную наволочку, впустив в гортань теплый потный воздух.
Связанные за спинкой стула руки мешали Петрову сесть нормальным образом, и от унизительного бессилия он зашелся судорожным кашлем. Справившись с приступом, Иван Владимирович различил сквозь жгучую слезную завесу размытые очертания санаторного номера фигуру начальника особого отдела гарнизона майора НКВД Шустрого, развалившегося на кровати в мундире и сапогах, и заключенного Кондратьева, склонившего бритую голову над письменным столом.
– Живой? – послышался резкий возглас, отозвавшийся острой болью в затылке лейтенанта, – слава Богу. Вот тебе, Кондратьев, и полигон для испытаний! Действуй!
– Слушаюсь, товарищ майор, – отвечал заключенный Кондратьев.
– Вишь, какой живучий оказался, стервец. Обычно «морозовскую обработку» не многие выдерживают. Так вот, ты должен сделать так, чтобы Петров окончательно умер часиков так в семь утра. Договорились?
– Так точно, товарищ майор, – отвечал заключенный Кондратьев? – постараюсь.
– А я, пожалуй, вздремну, а то измотался за эту неделю: кругом одни диверсанты и саботажники, – комкал подушку Марк Глебович. – Еще полный подвал работы ждет!
Тучи спрятали последний кусочек Солнца и стали розоветь.
– Импульс смерти, говоришь, – бормотал полусонный Шустрый, – очень романтическое название! Значит, посылаем по радио сигнал и ку-ку! Целуй прохожих. И никаких следов. Впечатляет. Но запомни: главное, чтобы у тебя все получилось, а то я тебя без всякого радио укокошу: поджарю – просто на костре, и сам умрешь в муках.
Николай Иванович посмотрел на закат.
– От меня еще что-нибудь надо? – осведомился Шустрый. – Нет? Тогда мне – отбой.
И через минуту Марк Глебович, отвернувшись к стене, спокойно засопел.
Кондратьев с ненавистью посмотрел на бритый затылок офицера НКВД, затем заскрипел стулом, защелкал переключателями и заполнил комнату фиолетовым туманом.
– Пощади, – еле слышно просипел лейтенант Петров, пытаясь подтянуть длинные ноги в грязных сапогах, – Коля, пощади меня…
Николай Иванович Кондратьев, сидя за столом перед открытым фибровым чемоданом с клеймом «NT» на крышке, продолжал манипулировать рычажками, тумблерами и ключом передатчика рации.