Петр Ильич, распираемый от гордости и счастья оказать услугу Андрею Ивановичу, тотчас повернулся вполоборота к оркестрантам, пробормотал что-то по-итальянски и, взмахнув смычком, дал отсчет. Три размеренные четверти первых тактов вальса «Спящей Красавицы» сразу заполнили все существо Андрея Ивановича, и комок несказанного счастья встал у него в груди. Поспешно отвернувшись от оркестра, дабы не обнаружить блеснувший слезой левый глаз, он нашел на столе сигареты, закурил и сел верхом на трехногий стул старинной работы, стоявший поодаль на подиуме.
Вдыхая вместе с сигаретным дымом волшебные звуки вальса, Андрей Иванович уносился в весеннее поднебесье «Большой воды» Левитана, парил над летними рощами Куинджи и полями спелой пшеницы Серова, меж дубрав Шишкина, а в финале кружил осиновым красным листком «Золотой Осени». Спланировал Андрей Иванович на свой трехногий стул с последней нотой завершающего аккорда.
По окончанию вальса хлопали все. И музыканты, и их единственный слушатель – Андрей Иванович.
– Клей-то уже высох, – сообщила из коричневатой темноты мрачная флейта по имени Варвара Петровна, смотревшая перед собой не моргая, – пора грунтовать.
С грунтовкой тоже все было в порядке: Андрей Иванович собственноручно под восторженные шорохи изготовил замечательный, белоснежный грунт по известному всему миру рецепту – из одной части мела, одной части цинковых белил и полутора частей лака на основе душистого, облагороженного, льняного масла. Причем, лак Андрей Иванович добавлял в подогретый предварительно грунт аккуратно, по капле и, только в последнюю очередь, дабы избежать появления комочков, которые незамедлительно могли появиться, если делать все в нарушение веками отработанной технологии.
– Вот таким образом, друзья мои, – проговорил Андрей Иванович, кладя на дальний угол стола белый от грунта венчик, которым было произведено окончательное смешивание составляющих.
– Приступаем к грунтованию, – объявил он торжественно. И без промедления стал наносить свежеприготовленный грунт тонкими слоями на проклеенный и высушенный холст. Установилась хрустальная тишина, только флейц свистел по поверхности упруго натянутого, как кожаная мембрана на литаврах, холста.
Когда все было закончено, Андрей Иванович просто спросил:
– Ну что, перекур?
Единодушное согласие оркестранты выразили обычным способом, как это они привыкли всегда делать, струнные стали тихонечко постукивать смычками по пюпитрам, а остальные закивали. Иллюзия взаимопонимания была полной.
– Приступаю к завершающей части проекта, – торжественно объявил Андрей Иванович, уже освоившийся со своей странной ролью, – Сейчас, на ваших глазах…