В то же время, я бы не стал вовсе сбрасывать со счета и другие трактовки советской истории. В них есть своя большая правда: я разделяю боль и негодование Ильина, когда он пишет об осквернении большевиками национальных святынь, мне понятны претензии Федотова к типу «московского человека», возобладавшего в результате революционной «перековки» России. Вообще же, порядок в русских мозгах начнется только тогда, когда мы перестанем раздергивать наших любомудров, исходя из мелочно-партийных пристрастий, когда спокойно будем цитировать рядом с Хомяковым — Герцена и Чаадаева, с Леонтьевым — Соловьева и Толстого, с Флоренским — Бердяева и Флоровского, с Устряловым — Ильина и Федотова… В этом — одно из проявлений животворного принципа целостности русского исторического бытия.
Уж коли мы принимаем жизнь как таковую (вещь, на самом деле, весьма непростую), мы должны принять и всю свою историю, с Иваном Грозным, Петром Великим, Сталиным, Ельциным… Принять — не значит безудержно восхвалять, пора вообще отбросить дурацкий русский обычай: либо материться, либо лить елей. Принять — значит спокойно и взвешенно обдумывать, а не пробавляться пустозвонным морализаторством, не дающим для понимания жизни ли, истории ли — ровным счетом ничего. Устряловский взгляд может и должен быть дополнен ильинским и федотовским, но роль коренника в этой тройке все-таки принадлежит ему. «<…> клянусь, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал», — не ближе ли всего великий пушкинский завет к национал-большевизму Николая Васильевича Устрялова?..