Она поглядела на него неуверенно, но в углах ее губ затрепетала робкая улыбка.
– В самом деле?
– Конечно!
Снова, говоря с ней, он употребил это в высшей степени утвердительное выражение, и оно, как и в первый раз, подействовало на девушку обезоруживающе. Помолчав с минуту, она произнесла с присущей ей величественной интонацией:
– Прекрасно.
– Вот и замечательно, – хрипловато откликнулся Фрэнк, но что-то в его голосе заставило девушку бросить на него быстрый, сочувственный взгляд.
Так завязалась эта странная дружба. Дважды в неделю они встречались у обители маленького языческого идола. Первоначально все их беседы сосредоточивались исключительно на нем. Божок был отчасти оправданием, отчасти поводом для их встреч. Вопрос о его происхождении подвергся широкому обсуждению. Фрэнк склонен был наделять его самыми кровожадными чертами. Он описывал его как грозного бога, наводившего страх и ужас в родной земле, алчущего человеческих жертв, пред которым в боязливом трепете склонялся его народ. По мнению Фрэнка, весь пафос ситуации заключался в разительном контрасте между его былым величием и нынешним жалким положением.
Одинокая Леди никак не могла согласиться с такой теорией. По всей своей сути он был добрым маленьким божеством, настаивала она. Она сомневалась в том, что он некогда был могущественным. Если бы это было так, возражала она, он не был бы теперь таким забытым и одиноким, и вообще он просто милый маленький божок, и она любит его, и ей невыносимо видеть, как он сидит тут, изо дня в день, а вокруг эти ужасные надменные изваяния насмехаются над ним, потому что вы только посмотрите на них!
После такой неистовой вспышки Юная Леди даже задохнулась.
Когда эта тема была исчерпана, они, разумеется, начали говорить о самих себе. Фрэнк выяснил, что его догадка была верной. Она действительно служила гувернанткой при детях в семействе, жившем в Хэмпстеде. Фрэнк тотчас невзлюбил этих детей – пятилетнего Теда, который на самом деле не был гадким, а просто озорным, двоих близнецов, и вправду капризных, и Молли, которая никогда не слушалась того, что ей говорят, но такая душка, что сердиться на нее просто невозможно!
– Эти дети вас изводят, – мрачно и укоризненно заметил он ей.
– Вовсе нет, – с живостью возразила она. – Я держу их в строгости.
– Так я вам и поверил! – Он рассмеялся.
И она заставила его просить прощения за свой сарказм.
Она сказала также, что осталась сиротой и теперь совсем одна.
Постепенно и он рассказал ей кое-что о своей жизни: о работе, в которой он был усерден и добился кое-какого успеха, о своем досуге, который проводил, попусту марая холсты.