В поисках света (Калинаускас) - страница 2

Впервые я почувствовал, что я дома, через лет одиннадцать после встречи с Традицией. Я был не очень усердный ученик, наверное, поэтому вместо девяти лет я потратил одиннадцать. Я сделал пару крупных ошибок, на полгода связь с Традицией потерял, пока выловил все последствия ошибки, нейтрализовал, но когда впервые пережил ощущение: „Я дома, я, наконец, там, где и хотел быть“, — это было совершенно прекрасно и очень здорово. Но соблазны всегда были, сначала одного рода, потом другого рода: то заманивали в другие традиции, то еще чего-нибудь. „Разгрузи два арбуза“. Я легко оставлял имущество, социальную позицию, карьерную позицию, у меня не было проблемы встать и уйти. Я помню, как встретил одного моего одноклассника, солидный такой дяденька, ровесник мой. Я пацан пацаном рядом с ним. Он такой солидный. У него все нормально, он никуда из Вильнюса не уезжал, он нормальный специалист, он сделал нормальную карьеру, у него семья, квартира, машина, дача, ну все как положено, а мы с ним зашли в кафе, поболтали. Он говорит: „Ой, как ты интересно живешь, ля-ля-ля, а вот я — мо, мо, мо…“ Я отвечаю: „Пошли со мной“. — „Да ты знаешь, — па, па, па…“

Человек обучен схватывать, схватывать и, схватив, держаться. Даже в любви, казалось бы, любовь, это что-то абсолютно бескорыстное, ты любишь человека, и все, что ты хочешь, это чтобы ему было хорошо. И все нормальные люди знают, что так должно быть, но все равно есть схватывание. Схватил и держишься. Есть хорошая притча на эту тему:

— На дне реки жили существа, каждое из которых держалось за камень, чтобы его не вынесло наверх, и они очень любили разговаривать между собой о том, что там, наверху. Пока один, наконец, не решился и отпустил камень. Он узнал, что там, наверху. Он говорил, что надо решиться, а ему говорили: „Ты что, с ума сошел? Даже если тебе потом удастся спуститься на дно, где ты найдешь свободный камень?“ Человек должен стать солидным к определенному возрасту. А если ты легко передвигаешься, то тебя называли — летун, несерьезный человек.

Вот я и был такой несерьезный человек. Летун. Мне это не было сложно. После того как я встретил Традицию, все жизненные сложности, и иногда довольно серьезные, перестали такими казаться. Когда знаешь, что вот-вот тебя возьмут и посадят, — это не очень приятно. Хотя понимаешь, что если посадят, значит, так надо, тоже можно учиться, ля-ля, фа-фа.

Но если спросить: хочешь ли ты этого?.. Нет, не хочу. И однажды был такой импульс: срочно надо уехать. Я просто, сколько у меня денег было, в карман сунул, туда же документы, сел в поезд и уехал в Москву. Александр Михайлович тогда помог, и я оказался в Рыбинске, поставил там спектакль, мне предложили главным режиссером быть, в общем, я даже главным режиссером побывал, номенклатурным работником, пока „телега“ меня не нашла. А моя мама потом мне рассказывает, что через два дня после этого она на улице встретила случайно старого боевого приятеля отца, ветерана КГБ. И он ей говорит: „Как хорошо, что Игорь уехал. А то бы мы его вчера арестовали, по письмам трудящихся. У нас их кто-то организовал“. У них там просто груда писем трудящихся, полных возмущением моей буржуазной сущностью. А так, я уехал, ну оно как-то рассосалось. Потом меня нашли в Рыбинске, они медленно работают, бюрократия, из Литвы в Россию, да еще в Рыбинск. Пока нашли. Я уже успел четыре спектакля поставить. Приехали, провели со мной профилактическую беседу. И все».