бушующих эмоций. Байрон. Друг ее деда. Остальная часть семьи боялась его, он раздражал их. Большинство покидали комнату, едва он входил. Они считали его опасным. Антониетта полагала, что, возможно, так и было на самом деле, но с ней он оставался неизменно ласковым. За внешним спокойствием Байрона она чувствовала хищника. Следящего. Подстерегающего. Ожидающего своего времени. И это только добавляло ему привлекательности. Недосягаемой фантазии. Опасному темному принцу, притаившемуся в тени… наблюдающему… за ней.
Антониетта снова рассмеялась, на этот раз над своими странными глупостями. Она являла миру определенный образ — уверенной известной пианистки и уважаемого композитора. Свои мечты о страсти она превратила в головокружительную музыку, чтобы через нее выразить тот огонь, который горит внутри и который никто не может увидеть.
Ее пальцы прошлись по клавиатуре, порхая и упрашивая так, чтобы музыка ожила. Не было никакого предупреждения. В один момент она затерялась в своей музыке, а в следующий грубая рука зажала ей рот и потащила прочь от фортепиано.
Антониетта с силой укусила эту руку и отпрянула назад, чтобы ударить напавшего на нее человека. И именно в этот момент она по-настоящему осознала, каким свинцовым стало ее тело, заторможенным, совершенно нежелающим подчиняться ее приказам. Вместо того чтобы с силой ударить, она едва задела его. У нее создалось впечатление мощи. От него пахло алкоголем и мятой. Он заткнул тряпкой ее рот и нос.
Антониетта закашлялась, начала извиваться в попытке избавиться от противно пахнувшего материала. Она почувствовала головокружение и потеряла способность двигаться, соскальзывая все глубже и глубже в забытье. И сразу же перестала сражаться, повиснув подобно тряпичной кукле, притворившись, что окончательно потеряла сознание. Тряпка исчезла, и ее похититель поднял ее.
Она осознавала, что ее куда-то несут, что кто-то тяжело дышит. Чувствовала биение собственного сердца. Они оказались снаружи — на холоде и пронизывающем ветру. Море ревело и оглушительно грохотало, морские брызги долетали до ее лица.
Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы осознать — они были не одни. Она услышала мужской голос, невнятный, бессвязный, что-то спрашивающий. Мурашки пробежали по ее спине. Ее дедушку, хрупкого в его восемьдесят два года, так же тащили по тропе к скалам прямо рядом с ней. Решительно настроенная не позволить ничему произойти с ним, Антониетта постаралась прийти в себя, глубоко дыша, втягивая как можно больше воздуха в свои легкие. Она собиралась с силами, выжидая подходящий момент. В мыслях же она начала повторять имя, как молитву, как просительную ектению