И рухнула от мощного удара в затылок.
Николай приложил палец к шее, прислушался и удовлетворенно кивнул:
– Жить будет.
Ухватил истеричку за ногу, протащил в глубь комнаты, не особо заботясь о сохранности тела, и бросил под стенку. Стремительно подошел к жене:
– Ты как, Маришка?
– Все нормально, Коль. – Женщина устало оперлась на мужа. – Спасибо. Мы… сами не ожидали, когда…
– Такое бывает, – успокаивающе проговорил Деменко. – Панический приступ не угадаешь. Клаустрофобия часто таится до последнего. Чтобы неожиданно выскочить и создать окружающим кучу проблем.
– Не умничай, а? – буркнул я.
Мы предупредили сестер, чтобы они сразу же звали нас, если начнется очередной цирковой номер. Я мрачно глянул на прочих беженцев, которые жались по углам, и предупредил, что в дальнейшем желательно всем участвовать во вразумлении, а не сидеть, как скифские бабы. Иначе всем будет плохо – проветривание обеспечит хлором каждого по отдельности и всех вместе. Дождавшись кивков, я вернулся вслед за мужиками на кухню.
Попробовал дозвониться Машке – все с тем же результатом. Связи нет. Сеть отсутствует в принципе.
Где-то через полчаса неспешной беседы под коньяк я решился:
– Вадим, скажи… прости за дурной вопрос… есть у тебя какой-то грех? Ну из смертных…
– Нежданно, – жуя бутерброд, ответил он. – А зачем тебе?
– Так, интересно. У меня вот, предположим, есть.
– Ум? – промычал Вадим, проглатывая кусок.
– Машке изменял, – выбрал я наименее болезненное для совести воспоминание. – Блуд, как бы.
– Ну да. Вот только не блуд. Если не ошибаюсь, его еще веке в шестом отменили. Прелюбодеяние. Если так, то и я грешен не меньше. Как и любой мужик на Земле. А к чему вопрос?
– Да так. Рассказали мне одну теорию. Размышляю.
– А, – кивнул Деменко. – Теорий сейчас много. В смутные времена во что только не верят.
– У меня есть, – нарушил молчание Николай.
– Что есть? – вначале не понял я.
– Грех. Смертный, – объяснил он, налил себе рюмку до краев и жадно выпил.
– Глупости, – резко прервал его Деменко. – Коля, не гони. Нет там твоей вины.
– Есть! Послал бы в жопу мудаков московских, ребята бы живы остались.
– Не ты их убил.
– Я послушался приказа и не применил тяжелое вооружение. Сровняли б с землей тот лядский нефтеперегонный завод – ни один бы «дух» не ушел. А там бы и зачистили потихоньку. Вместо этого ребята полезли с автоматами на пулеметные гнезда, да еще и с запретом гранаты пользовать. Суки… какие же они все-таки суки… за свои кошельки толстые столичные уроды столько ребят в Грозном положили.
Николай уронил голову на руки и, всхлипнув, замолчал.