Я представляла свое будущее несколько иначе, но картина, которую описала Сюзан, показалась мне довольно привлекательной.
Сюзан продолжила:
— Такие люди, как я, должны постоянно мириться с серостью и скукой деревенской жизни, перебиваться кое-как в надежде вымолить у судьбы неожиданную удачу. Осенью и весной, когда в доме холодно, мне приходится выбирать, что сделать — надеть еще один свитер или разориться и оставить электрообогреватель включенным на всю ночь. Я должна все время думать, как растянуть маленькую баночку консервированного лосося, чтобы его хватило на несколько раз. Я вынуждена подавлять свои чувства и постоянно пропускать кого-то вперед. Я вечно вторая. Почему? Почему я не могу хоть раз быть первой? Почему мои желания не могут исполняться, как желания других? Может, потому что я не умею постоять за себя?
Сюзан внезапно умолкла. Она поправила прическу, убрав непослушную прядь волос со лба тыльной стороной ладони. На лбу остался жирный масляный след. У меня не хватило смелости сказать ей об этом.
— Ты не хотела бы приехать ко мне и остановиться на время в Лондоне? — спросила я, чтобы заполнить неловкую паузу, наступившую после слов Сюзан. Она часто захлопала ресницами, казалось, что она вот-вот заплачет. — Ты сможешь спать в моей постели. У меня огромная кровать с балдахином. Я живу в прекрасном доме, у меня очень уютная комната. Это не самый лучший район Лондона, но на автобусе можно добраться куда угодно.
Сюзан уставилась на меня с изумлением:
— Ты разрешишь мне жить в твоей комнате и спать в твоей постели?
— Зимой, когда бывает холодно, в комнате горит камин. Я обожаю смотреть на огонь перед сном, мне так уютно. Конечно, сейчас слишком тепло, для того чтобы разжигать огонь, но зато под моим окном расцвел жасмин. Его ветви почти достигают подоконника, и комнату наполняет божественный запах.
Сюзан опустила голову. В руках она держала хрупкий скелет сардины, от которого вилкой отделяла мясо.
— Спасибо за приглашение, — произнесла она медленно. Ее голос звучал необычно мягко. — Вряд ли я смогу покинуть отца… но я на самом деле признательна.
Она взглянула на меня, ее губы немного скривились, а нос наморщился. Я поняла, что Сюзан пытается улыбнуться.
— Не обращай внимания на мое ворчание. Я ненавижу свою жизнь, но, говоря по правде, сама во всем виновата. Мне следовало сделать что-то еще много лет назад, мне следовало давно уехать отсюда. Несколько раз у меня была такая возможность, но что-то, скорее всего трусость, удерживало меня на месте. Сейчас мне тридцать семь лет, я должна взглянуть правде в глаза — это все. Моя жизнь прожита напрасно, я должна смириться с мыслью о том, что мне придется провести остаток дней в этой унылой дыре. Когда я была моложе, я мечтала о будущем. Мне хотелось стабильности. Я представляла небольшой уютный дом в крохотной деревушке, с темно-синей массивной дверью и лавровыми деревьями в кадках по углам. Муж, не очень красивый, но надежный и сильный, с приятным лицом и добрыми глазами. Двое детей — обязательно девочки. Я бы пекла им пироги на дни рождения и шила нарядные платья. Я хотела иметь большой сад и обязательно пони в конюшне. Я бы ухаживала за садом, заседала в местных комитетах и занималась благотворительностью. Я желала не слишком многого, не правда ли? Это никогда уже не произойдет. У меня появилась привычка прятаться от людей. Унизительно показывать посторонним, какая никчемная у меня жизнь.