— Если ты не уберешь колено, я не смогу переключать скорости.
Когда мы вернулись, Сюзан уже находилась в кухне. Она варила суп из копченых ребрышек и гороха.
— Объедение. Как вкусно пахнет! Я замерзла и проголодалась.
— Я сварила достаточно, хватит на всех.
— Могу предложить сандвичи взамен на тарелку супа.
— Соленые орешки? Странное сочетание. Что надоумило тебя положить орешки в сандвич? Ты чудачка.
— Попробуй. — Меня больше не обижали колкости Сюзан. Я понимала, что это всего лишь способ самозащиты.
— Хм. Довольно интересное сочетание. — Сюзан съела сандвич и потянулась за другим. — Хотя не думаю, что Джеймсу понравится. Он не любит орешки, зато обожает суп. Сейчас, когда она уехала, я собираюсь дать ему все, что он любит, все, чего он хочет. — Глаза Сюзан сверкали, губы были накрашены яркой губной помадой, а в ушах болтались сережки. — Я разожгла камин в кабинете Джеймса. Надеюсь, ты не будешь возражать?
— Возражать?
— Мы с Джеймсом собираемся поужинать отдельно. Джеймс очень устал, ему хочется отдохнуть от всех. Он нуждается в ласке. — Я бы с большим удовольствием приласкала разъяренного быка, но желание Сюзан уединиться со своим дядей подсказало идею. Я решила воспользоваться случаем и стала строить собственные планы. — Могу я тебе довериться? — спросила Сюзан. — Кое-что я не рассказывала еще никому…
— Конечно. — Я никогда не отказывалась выслушивать чужие откровения. Меня не тяготило бремя тайн. Может быть, потому, что я выслушивала столько всего, что забывала большую часть рассказанного.
— Я знаю, ты не любишь Джеймса. — Сюзан сделала паузу и покраснела. — Но он всегда хорошо относился ко мне. Когда я была ребенком, он защищал меня. Отец… ты прекрасно знаешь, какой он. Он стесняется меня, потому что я некрасива и не могу заставить людей полюбить себя. Мне было десять лет, когда умерла мама. Отец не находил себе места, может, потому, что они часто ссорились. Полагаю, что мама ненавидела отца за бесконечные измены. Она была очень красивой и очень деликатной, ее обожали все, кто знал. После того как мама умерла, отец ни разу не поинтересовался, чем ее смерть была для меня. Тетя Милли дала мне свое платье для похорон, очень вычурное. Я ужасно в нем выглядела. Джеймс нашел меня после церемонии. Я сидела в гостиной в полном одиночестве. Он взял меня за руку. — Сюзан убрала прядь волос со лба. — Он сказал: «Бедная маленькая Сюзан. Бедная маленькая девочка». Джеймс сел рядом, усадил меня на колени и стал гладить. Он не сказал больше ни слова, но я чувствовала тепло, которое он не мог выразить словами. После этого случая я всегда знала, что найду у него поддержку. Иногда, когда папа становился особенно язвительным, Джеймс осаживал его разгневанным взглядом. Конечно, он не мог сравниться с отцом в красноречии, но мне приятно было осознавать, что есть кто-то, кто может заступиться за меня. Я видела, как Джеймс страдал из-за приступов тети Милли. Она всегда отличалась неустойчивой психикой, даже до рождения Ники. Знаешь, однажды тетя Милли пыталась утопить Джеймса. Об этом предпочитали не говорить, но я слышала сплетни. Бедный Джеймс! Он был таким подавленным. Милли не принесла ему счастья… Мужчине нужна отдушина. Мы стали любовниками. Мне было двадцать пять лет. Я прекрасно понимала, что делала, — добавила Сюзан, увидев изумление на моем лице. — Он плакал у меня на руках. Никогда ни один человек не был мне настолько близок. Он был раздражительным… нелюдимым, но кто может винить его? Он никогда не бросит Милли. Он говорит, что они повенчаны перед лицом Господа и останутся мужем и женой в радости и печали, богатстве и бедности, здравии и болезни. Мне его поведение кажется благородным. Немногие мужчины могли бы ее терпеть.