Она сняла зеленый шелковый наряд, с облегчением влезла в свой спортивный костюм, но возвращаться бегом не стала. Добравшись до дома, она рухнула в кресло и вновь принялась плакать, сама не очень понимая причину слез. Собака подошла к ней и ткнулась мордой в руку, чтобы дать о себе знать. Глотая слезы, она погладила пса.
Ради этого очага она потеряла саму себя. Как же Стефен все правильно увидел! Он лишь посыпал ей соль на раны. Она больше не могла продолжать жить по-прежнему, ей надо было действовать, что-нибудь извлечь из своих десяти пальцев!
Вплоть до самого прихода проголодавшихся детей она пребывала в кресле в какой-то полудремоте, полупрострации. У нее вырвался вздох отчаяния, когда послышалось, как входит Бобби, жалуясь на сестру, которая бросила ему в лицо землей.
— Да, — оправдывалась Саманта, — а он дергал меня за волосы.
Черил была вынуждена взять себя в руки, чтобы не взорваться, и ограничилась тем, что отослала мальчугана выгуливать собаку, пообещав ему по возвращении арахисового масла.
Оставшись наедине с матерью, старшая сперва не произнесла ни слова, а затем, подойдя к ней, взяла ее за руку.
— Мама, ты плакала?
— Нет… Да, дорогая моя.
К чему скрывать от нее очевидное? Потрясенная, она улыбнулась ей.
— Это не страшно. Я немного понервничала, а поплакала — и мне стало легче.
Саманта не понимала.
— Оттого, что плачешь, становится легче?
Черил встала на колени перед дочерью и обняла ее.
— Конечно. Когда расстроен, никогда не надо сдерживать слезы.
— Так ты же все время нам говоришь прекратить!
— Да, потому что вы в то же самое время кричите. А я говорю только о том, чтобы немного позволить себе поплакать. А потом чувствуешь себя намного лучше. Ты никогда этого не замечала?
— Нет.
Малышка покачала головой, но затем добавила в задумчивости:
— Я, наверное, замечу это, когда стану старше.
Черил прижалась к ней.
— Мамочка, ты уверена, что не огорчена?
— А отчего я буду огорчаться?
— Не знаю. Просто я не хочу, чтобы ты плакала.
— Тогда я не буду больше плакать. Поцелуй меня.
Она должна была сдержаться, чтобы не зарыдать на плече у этого маленького человечка, такого хрупкого и уже такого чуткого.
Но ребенок слишком уж нуждался в ее уверенности. Она поднялась и погладила ее по волосам.
— Пойду приготовлю вам полдник.
— Хочешь, я помогу тебе?
— Согласна, дорогая моя. Ты сделаешь бутерброды с арахисовым маслом. А я займусь молоком. Ты же его любишь по-прежнему горячим, так ведь?
— О, конечно!
Черил молча выставила чашки, отягощенная всеми теми мыслями, которые не переставая крутились в ее голове всю вторую половину дня. Как смела она жаловаться на свою жизнь, когда трое маленьких существ так сильно рассчитывали на нее? Стоили ли ненаписанные картины того, чтобы ради них жертвовали хоть одним ребенком?